Снайпер Великой Отечественной

Круглов подошел к сержанту Андрееву, дружески обнял его:

– Вот что, дорогой сержант. Нам нужно добыть «языка». Вот как нужен!

– Это можно, товарищ старший лейтенант, – просто ответил Андреев. – Прикажите.

– Спешить особенно не будем. Повременим, ребята, денек-другой, посмотрим, что немцы намерены делать, а там и решим, откуда лучше пробраться к ним в гости.

– Эх! Потемнее бы выдалась ночка, мы бы передали гитлеровцам подарочек от ленинградцев, – сказал Андреев, вертя в руках противотанковую гранату.

В течение нескольких дней мы готовились к предстоящей операции. Только Леонид Собинов молча хмурился и старался остаться один. Мы знали: перед серьезной операцией такая хандра иногда нападала даже на самых стойких бойцов. Но, помучив, она отпускала солдата, когда наступала минута для действия. Так было и на этот раз.

С наступлением рассвета мне и Строевой было приказано неотлучно наблюдать за расположением немцев, но не стрелять. Это сущая пытка для снайпера: видеть врага и не пристрелить его. Как назло, возле одного блиндажа в траншее вертелись два гитлеровских офицера. Они разговаривали, изредка поглядывая в нашу сторону.

– Нет, не могу их видеть, – сказала Строева. – Буду стрелять!

Я удержал ее.

– В таком случае любуйся ими сам, а я уйду.

На исходе дня в наш окоп приполз Романов. Он заметно волновался.

– Ребята, – сказал Петр, – я весь день прислушивался к их голосам. Там, знаете, не одни немцы, среди них есть французы и мадьяры. Я обо всем доложил командиру роты, он обещал прийти к нам ночью.

Во время ужина Романов спросил Андреева:

– Проход к траншее противника проверен?

– Все в порядке, товарищ младший лейтенант.

Круглов пришел к нам в три часа ночи. Романов и Андреев доложили о готовности к предстоящей операции.

Я взял автомат и гранатную сумку. Зина крепко пожала мне руку, а сама подошла к Круглову:

– Товарищ командир, разрешите мне идти с ребятами в разведку. Я ничего не боюсь.

– Знаю, Зиночка, но нельзя. Разведчику мало быть храбрым, он должен быть еще физически сильным и ловким. Возьмите ручной пулемет и будете товарищей прикрывать огнем.

Ночью перестрелка усилилась. В воздухе сверкали осветительные ракеты. Пули роем проносились над головами. Командир роты лично проверил снаряжение каждого из нас и на прощание сказал:

– Пора, товарищи. Желаю удачи, будьте осторожны, действуйте без лишнего риска.

Нелегко прощаться с друзьями, когда не знаешь, вернешься ли назад. Но вот Орлов, Собинов и я ползем вдоль насыпи железной дороги; Романов, Григорьев и два сапера – немного позади. Острые корки льда рвали шинели, до крови царапали руки. Каждый шорох настораживал. Проход в проволочном заграждении оказался забитым снегом. Пришлось глубже зарываться в него, чтобы проползти через отверстие, проделанное Орловым накануне. Пули задевали проволоку, и колючий железный забор протяжно звенел, осыпая нас ледяной пылью и мелкими осколками разрывных пуль.

Четыре линии проволочного заграждения мы преодолели благополучно и подползли вплотную к насыпи вражеской траншеи. На нас смотрела широкая пасть амбразуры. Это был огромный трехамбразурный пулеметный дот, но внутри огневой точки было тихо.

– Засекреченный, – шепнул мне Романов. Крадучись, он пробрался к немецкой траншее, приподнялся на руках и тут же опустился на снег.

– Придется, ребята, переждать, трое стоят у поворота, – шепнул Романов. Спустя минуту командир еще раз заглянул в траншею и опять припал к земле.

– Все стоят. – Командир взглянул на светящийся циферблат часов. – А с шумом ворваться к ним рискованно, повременим немного.

Наши саперы заложили взрывчатку у бойниц дота и отбросили в сторону концы шнура.

– Все в порядке, товарищ командир, – сказал чуть слышно один из них, – только бы огонька к фитильку, и дотика словно и не было.

Справа от нас, где-то совсем близко, слышались говор и смех гитлеровцев. В тылу противника из-за разрушенного кирпичного здания станции Лигово в небо одна за другой взлетали разноцветные ракеты.

– Развлекаются, гады, – прошипел сквозь сжатые зубы Собинов. – Эх! Добраться бы к ним! Небось там одни офицеришки собрались.

– А ты, Леня, поначалу влезь к ним в траншею, а там и гляди, что делать сподручней. В гостях, брат, – не дома, – прикрыв рот ладонью, пошутил пожилой сапер.

Прошло еще несколько долгих минут ожидания. Мороз крепко щипал лицо и руки. Время от времени я поглядывал на черные силуэты немцев и прислушивался. Один из них, долговязый детина с обмотанной каким-то белым тряпьем головой, круто повернулся, отбросил в сторону окурок, шагнул к доту, с силой пнул ногой в дверь, что-то сказал своим коллегам и скрылся внутри.

Я видел, как нервно кусал губы лежавший со мной рядом Собинов. Мой автомат был направлен на стоявших в траншее немцев. Вдруг заработал вражеский станковый пулемет. Романов воспользовался его трескотней и двумя пистолетными выстрелами уложил немцев. Не теряя ни секунды, мы съехали на спинах в траншею. Орлов и Собинов выбросили за бруствер убитых, а Романов с остальными товарищами блокировал дот. Мы ждали появления вражеских солдат, и Романов шепнул мне: