Заневский присел рядом с главарем, преисполненный доверия к человеку, проявившему такой интерес к его сыну.
— Где служит? — продолжали спрашивать Заневского.
— Он, пан офицер, был партизаном. Потом пошел добровольцем в армию. Был на фронте. Говорили, что очень хорошо себя там показал. Теперь пишет, что учится в офицерском училище и получил уже звездочку.
— Письма пишет? А есть у вас письмо от него? — спросил главарь.
— Есть, сейчас покажу.
Заневский протянул руку за икону, где был заложен конверт с последним письмом Вицека, и подал его бандиту. Тот начал его читать.
«Любимый отец и родные!
Уже восемь месяцев я нахожусь в офицерском училище. Мне здесь хорошо. Много приходится учиться. Полковник, мой бывший командир, представил меня к награде за то, что, когда мы брали Варшаву, я много убил немцев и в разведку за «языком» ходил. Дали мне Крест Храбрых. Можете мною гордиться. Когда дадут отпуск, приеду в офицерской форме.
Всех вас приветствую, желаю здоровья.
Ваш сын Вицек».
Главарь положил письмо на стол и минуту молча смотрел на старого Заневского.
— Видно, боевой у вас сынок? — спросил он наконец.
— Да, пан офицер, он всегда был таким и в партизанском отряде тоже.
— Вы гордитесь им?
— А что ж! Конечно! А вами разве отец не гордится?
— А что вы думаете о тех, кто нынче по лесам ходит?
— О бандитах, что ли?
— Ну, пусть так.
— Пан офицер, это же разбойники! Настоящие бандиты! — с уверенностью заявил Заневский.
Он хотел сказать что-то еще, но «господин офицер» молниеносно вскочил со скамьи и ударил его кулаком в лицо.
— Ах ты сукин сын! Да это мы и есть настоящее польское войско!..
— Панове… — Старик как-то сразу сгорбился, лицо его стало серым.
— Отобрать все! — приказал командир своей шайке.
Лошадь запрягли быстро. Из избы выносили одежду, постельное белье, продовольствие. Домочадцы под дулами автоматов стояли у печи. Грабители быстро справились со своим делом и доложили главарю, что нагруженная телега уже ждет…
— Едем назад. Двое за мной! — раздался его приказ.
Когда загрохотала телега по дороге, убийцы подошли к стоящему на коленях у стены Заневскому.
— Иди в другую комнату, — толкнул его дулом автомата один из бандитов.
— Не пойду.
Они силой потащили его в другую комнату. Там находился главарь.
— Вот тебе за то, что сынок офицер в коммунистическом войске. — Выстрелы заглушили слова бандита.
Когда сын Люциан присел около отца, тот был уже мертв…
Предводитель банды сидел за столом и молчал. В такие моменты остальные члены бандитской шайки тоже молчали.
— Когда похороны Заневского? — спросил он наконец.
— 5 декабря на кладбище в Микашувке. Там их приход, — ответили ему.
— А он, его сыночек, офицер, приедет на похороны?
— Наверняка приедет, — ответил Шишка, всегда лучше всех других осведомленный.
— Он не должен уйти, понятно?
— Так точно, пан командир! — ответили бандиты хором.
— Будзик, организуй засаду на дороге в Липск. Шишка и еще три человека укроются у дороги в Микашувки. Остальные пойдут со мной на кладбище.
— А если попадется, пан командир?.. — спросил Врона.
— Документы и оружие мне. Ясно?
— Слушаюсь, пан командир, все ясно!
— После выполнения задания сбор в Окулеке у Малиновских.
Прошло три дня, и бандитские патрули поочередно докладывали: засады не принесли результатов; Винценты Заневский не приехал на похороны отца.
Дежурный офицер уездного отделения гражданской милиции в Августове каждые несколько дней обзванивал районные отделения милиции, интересовался положением дел. Был январь 1947 года. Приближались выборы в первый Сейм народной Польши. Бандитский террор в районе стал невыносимым. Ежедневные нападения, убийства, грабежи. На столе офицера-инспектора лежал журнал записей дежурств отделения, на котором кто-то написал: «Донесения».
Дежурный офицер знал краткое, сухое, официальное содержание заносимых туда записей. Просматривая их, он понимал, что за этими лаконичными записями стоят несчастья, кровь, слезы.
Вот и сейчас он открыл журнал и начал читать: