— Дай свою винтовку, держи меня за пояс и возьми себя в руки. Зачем мы тогда шли? Праздничного пирога тебе захотелось? Двадцать километров по снегу зимой — не шутка.
— Но, Юлек…
— Иди быстрее, или они уже закончат праздничный ужин.
Они двигались по полю, словно призраки. Обходили дороги, мостики, места, где мог притаиться враг. Временами останавливались на минуту, отдыхали и прислушивались к ночной тишине. Ветер доносил до них приглушенные звуки выстрелов и ворчание грузовиков, мчавшихся по шоссе.
Наконец в сумерках перед ними показалась деревня. Они приблизились к ней со стороны поля и остановились под вербой около пруда.
— Винтовка наготове?
— Да.
— Гранаты переложи в правый карман, а пистолет засунь за пояс. Помнишь, как договаривались? Пять минут — еду в мешок, и снова в лес. Сейчас здесь слишком много шпиков.
Они вошли в деревню. Приблизились к своему дому. Некоторое время прислушивались, затем осторожно вошли в него. Мать бросилась обнимать сыновей, целовать их вспотевшие, заросшие, худые лица. Партизаны обняли отца, брата и сестренку и, обессилевшие, свалились на скамейку.
— Лясковских сегодня забрали… — сказал отец. — В Вульке сегодня был бой. Недавно арестовали Язевских, Станьковых и Яниковых… и уже расстреляли… Такие-то у нас новости… А как дела у вас?..
— Трудно, отец. Не будем говорить об этом в сочельник. Осталось уже недолго. Наступит весна, и конец…
Им тяжело было расставаться с домашним теплом и самыми дорогими людьми, Роман поднялся со скамейки первым, поцеловал брата, сестру и сказал:
— Ну, нам пора…
В школьном здании, окруженном колючей проволокой и блиндажами, за длинными столами, которые ломились под тяжестью закусок и напитков, привезенных почти со всех складов и погребов Европы, подвыпившие эсэсовцы горланили песни. Они провозглашали тосты за фюрера, за скорую победу, за завоевание мира. В пьяном угаре хвастались зверствами, поджогами, насилиями, совершенными на белостокской земле.
Внезапно их бахвальство было прервано резким окриком. В помещение вошел оберштурмфюрер СС Цандер и приказал:
— Второй и пятый взводы — по машинам!
— Что случилось? — спросил унтерштурмфюрер Флике.
— Получено сообщение из Ольшинки. Там появились партизаны.
— Успеем?
— Наверняка. Наш агент сообщил, что партизаны в деревне. Он уже давно следит за этим домом, а сегодня особенно внимательно: ведь сочельник.
— Быстрее, быстрее! — покрикивал Цандер на эсэсовцев.
Они хватали оружие и шинели, наручники и ремни. Во дворе завывали моторы машин, лаяли собаки, сдерживаемые на поводках.
— Товарищ командир, прибыл связной от польских партизан из самой Вульки, — доложил часовой.
— Давайте его быстрей сюда.
Через проход в землянку протиснулся измученный трудной дорогой, оборванный мужчина.
— Товарищ капитан, плохие новости. Сегодня в Вульке гитлеровцы столкнулись с нашими партизанами. Имеются жертвы с обеих сторон. Немцы вывезли из деревни всех мужчин…
— Что ты говоришь? А как эсэсовцы в Августове?
— Я наблюдал за ними целый день. Необычное движение. К вечеру они собрали все команды. У них елка, и сейчас с самого вечера идет пьянка. Паляч сообщил…
— Мишка! — крикнул командир отряда. — Готовь людей! Выступает весь отряд. Сможешь без риска проводить нас до шоссе Августов — Гродно? — спросил он связного.
— Так точно!
— Ваши поддержат?
— Наверняка.
— Покажем фрицам елку! Пошли! — бросил на ходу командир, проверяя оружие. — Ты пойдешь впереди, — кивнул он Мишке, — со связным. Остальное — как договорились…
Партизаны группами исчезали в лесной чащобе.
Одна часть гитлеровцев быстро отрезала отход к лесу, а другая — притаилась на поле. Деревня оказалась окруженной. Эсэсовцы держали собак на короткой привязи, чтобы они своим лаем не выдали засаду. Оберштурмфюрер Цандер и группа эсэсовцев приблизились к деревне. Они приостановились, услышав где-то вдали раздававшееся из затемненного окна пение, слов они не понимали.
Цандер показал, где установить пулеметы. Эсэсовцы подползли к избе, из которой доносились обрывки разговора. Цандер всматривался в постройки — обстановка совпадала с описанием агента.
Неожиданно со стороны леса загремели выстрелы, послышались крики, и в небо взвились ракеты. Цандер и его группа окружили постройки и избу. Оттуда послышался шум. Цандер швырнул одну гранату в окно, другую в дверь. Из дома открыли стрельбу.
— Роман — в окно и за деревню! В лес не беги! В поле!.. — крикнул кто-то.
Темный силуэт мелькнул между колодцем и хлевом. Автоматная очередь скосила его.
Эсэсовцы вновь бросились к избе и снова отпрянули под автоматным огнем и разрывами гранат. Цандер кричал эсэсовцам, что надо взять партизан живыми. Но среди фашистов не находилось никого, кто бы отважился броситься в дом. Партизан взобрался на чердак. Вскоре, однако, крыша запылала, и изба сотряслась от новых разрывов гранат.