Смысл ночи

Частично восстановленное супружеское счастье, пусть тихое и хрупкое, достигло кульминации, когда ее светлость, ко всеобщему удовольствию многочисленных друзей семейства, объявила о своей беременности. Лорд Тансор не скрывал своей радости, ибо прежде он глубоко переживал и тревожился из-за того, что в своем союзе с леди Тансор все еще не обрел самого главного: кровного наследника.

В моем кузене произошла разительная перемена. Однажды даже я услышал нечто такое, чего не слышал никогда раньше: как он насвистывает, спускаясь к завтраку чуть позже обычного. Он окружил жену нежной заботой, стараясь предупредить каждое ее желание; всецело поглощенный мыслями о благополучии своей половины, он зачастую выпроваживал меня прочь утром, либо заявляя, что не в состоянии думать о делах в такое время, либо резко осведомляясь, зачем я суюсь со своими разговорами, когда вижу, что миледи утомлена или что ей надобно побыть с ним наедине, либо же выразительно давая понять словом, взглядом или жестом о своем намерении оставить всякие дела на сегодня и посвятить все время супруге.

Ее светлость, однако, принимала эти непривычные знаки внимания без видимого удовольствия — на самом деле они даже вызывали у нее раздражение, которое грозило нарушить мир и согласие, установившиеся между супругами с недавних пор. Это нисколько не обескураживало лорда Тансора, но создавало не самую приятную атмосферу: проявляя чудеса терпения, мой кузен упорно искал все новые и новые способы выказать заботу о беременной жене, а она становилась все более капризной, вздорной и нередко бесцеремонно пресекала благожелательные расспросы мужа, явно не заслуживавшего такого обращения. Однажды утром, подойдя к двери Желтой гостиной и уже собираясь постучать, я услышал, как миледи резко говорит моему кузену, что он не должен с ней нянчиться, что она не желает и не заслуживает этого. Поразмыслив позже над этими словами, я пришел к заключению, что столь нервное поведение объясняется остаточным чувством вины за уход от мужа вкупе с естественными волнениями и страхами в преддверии материнства.

Так все продолжалось до 17 ноября 1822 года, когда в начале четвертого пополудни леди Тансор произвела на свет сына. Мальчик, впоследствии нареченный Генри Херевардом, родился крепким и здоровым, но его мать, прискорбно обессиленная родами, несколько дней находилась между жизнью и смертью. Едва дыша, она лежала пластом в огромной кровати с балдахином, изготовленной по изумительному эскизу дю Серсо,[237] которую привезла в Эвенвуд леди Констанция Силк, выйдя замуж за отца лорда Тансора. Постепенно миледи начала оправляться, есть понемногу и садиться в постели. Через неделю после родов мой кузен в сопровождении кормилицы впервые принес ей ребенка, но она даже не пожелала взглянуть на него. Откинувшись на подушки, она устало закрыла глаза и сказала лишь, что хочет спать. В ответ на ласковые уговоры мужа познакомиться с их чудесным сыном и наследником она, не открывая глаз, еле слышно прошептала, что не желает его видеть.

«Я выполнила свой долг», — только и промолвила миледи, когда наконец, по настоянию супруга, чуть приоткрыла глаза и взглянула все же на личико новорожденного. Она даже отказалась присутствовать при крещении младенца, которое отложили до времени, когда она вполне оправится.

Лорд Тансор оставил ее в покое и больше не трогал. И если раньше он пекся единственно о благополучии жены, то теперь полностью посвятил себя сыну.

II 21 октября 1853, пятница (продолжение)

Пришла зима 1822 года, сырая и слякотная. Ее светлость стала вставать с постели, но отказывалась одеваться и целыми днями сидела, закутавшись в шаль, в кресле у камина, горевшего круглые сутки, а порой даже засыпала там и пробуждалась только утром, когда приходила служанка и раздвигала портьеры. Текли недели, но она по-прежнему не желала видеть своего сына или покидать свои покои. На все уговоры друзей встряхнуться и приступить к исполнению материнских обязанностей она отвечала одно: «Я выполнила свой долг. Больше я никому ничего не должна».

С течением времени они перестала принимать визитеров, даже мою дорогую покойную жену, к которой питала особенную привязанность. Только компаньонке мисс Джулии Имс было дозволено находиться с ней в мрачной, обшитой панелями комнате, где она проводила почти все дни. Мой кузен недолюбливал мисс Имс и часто ставил под сомнение необходимость ее присутствия в своем доме, когда у жены столько знакомых и в округе, и в городе. Но миледи, увы, по обыкновению, игнорировала желания супруга и раздраженно отказывалась расстаться с компаньонкой, что стало причиной постоянных разногласий между ними.