Смысл и назначение истории (сборник)

Вместо культуры речь будет вновь идти только о существовании…

Государство вновь обретет верховное господство над культурой, более того, в значительной степени подчинит ее своему вкусу. Не исключено и то, что культура сама будет обращаться к государству с вопросом, как удовлетворить его требованиям.

Под воздействием резких и постоянных напоминаний люди вынуждены будут понять, что приобретательство и общение отнюдь не являются главным в их жизни.

Значительная часть процветающих научных исследований и занятий, а также искусств, быть может, исчезнет, а то, что останется, должно будет вдвойне напрячь свои силы.

Господствующим типом жизни станет жесткая целесообразность…

Остальное сделают войны, они утвердят это положение вещей. Само государство примет такой облик, что в течение долгого времени нельзя будет и помышлять о том, что оно обретет другую направленность…

Реакция свободного идеала так или иначе проявится, но ценой сверхчеловеческих усилий и напряжения»²¹.

В 1872 г. он писал в письме: «Идеалом жизни станут армейские распорядки… в государственной машине и механизме управления… в деле обучения и образования. Самой поразительной окажется участь рабочих. У меня предчувствие, которое на первый взгляд кажется нелепостью, но от которого я никак не могу отделаться. Оно гласит: военизированное государство должно стать крупным предпринимателем. Все это скопление масс в крупных предприятиях нельзя навек оставить во власти нужды и жадности: определенная и контролируемая степень нужды при наличии продвижения по службе и мундира, начинающаяся и завершающаяся ежедневно под звуки барабана, — вот то, к чему все это должно прийти по логике вещей»²².

Ницше набросал следующие черты своей эпохи и будущего: машина в ее действии как образец существования; подъем масс и их нивелирование, театральность жизни, где все ложно и нет, по существу, больше ничего значимого, дурман вместо мышления в качестве жизненной атмосферы — «Бог умер». Утверждается нигилизм: «Вся наша европейская культура уже давно движется в мучительном напряжении, которое год от года растет, как бы стремясь к катастрофе: неспокойно, насильственно и опрометчиво, подобно бурному потоку, который рвется к концу, больше не размышляя, боясь размышлять».

Людей далекого будущего Ницше дает в гротескных образах:

«Земной шар стал маленьким, на нем прыгает последний человек, совершая свои мелкие дела: его род неискореним, он подобен блохе; последний человек живет дольше всех.

Мы изобрели счастье, — утверждают последние люди, подмигивая…

Время от времени немного яду: это порождает приятные сны. И много яду под конец, чтобы смерть была приятной.

Люди еще работают, ведь работа — это развлечение. Однако они стараются, чтобы это развлечение не было утомительным.

Стадо без пастыря! Все хотят одного и того же, все они равны: кто не согласен, идет добровольно в психиатрическую больницу.

Некогда весь мир был безумен, — говорят самые утонченные и подмигивают.

Люди умны, им известно все, что происходило. Это дает право на бесконечную иронию.

Мы изобрели счастье, — говорят последние люди и подмигивают»²³.

Вслед за этим часто рисовали картину будущего общества в виде муравейника, где люди обретают свое счастье в существовании, регулируемом предписаниями, распорядком дня, дозировкой всех вещей посредством тотального планирования.

* * *

Пессимистическому видению еще теперь противостоят популярные картины будущего великолепия, коренящиеся в идее прогресса XVIII в., картины общества, где царят мир, свобода и справедливость мироустройства, основу которого составляют живое равновесие и постоянно стремящиеся ввысь силы, — неопределенные картины будущего блаженства, к которым отсылают недовольных.