Смысл и назначение истории (сборник)

И философия может измыслить сферу, где такой язык возможен. Он складывается из двух мотивов: 1. Тот, кто верит, любит верующего человека, где бы он его ни встретил. Так же как свобода стремится к тому, чтобы все вокруг нее были свободны, вера стремится к тому, чтобы все обрели ее историческое воплощение. Смысл этого не в принуждении, не в навязывании, а в том, чтобы привлечь внимание словами, в которых тем или иным способом заклинается трансцендентность. Правда, решительным образом помочь друг другу в деле веры мы не можем, мы можем лишь встретиться в вере. Если трансцендентность вообще может помочь, то только единичному человеку посредством его собственной сущности. В собеседовании мы можем только ободрять друг друга и раскрывать то, что заложено в каждом из нас.

2. Если планируемая деятельность и не может сотворить веру, то она может из самой веры измыслить возможности для всех и, пожалуй, создать их.

Для будущего неизбежно одно: путь духа и судьба человечества охватывает всех людей. То, что они не воспринимают, не имеет особых шансов сохраниться. Делом аристократии духа будет, как всегда, все высокое и творческое. Однако его основа и то простое, с чем соотносится все, созданное духом, должно стать действительностью в сознании большинства или идти навстречу его невысказанным желаниям.

При этом сегодня, больше чем когда-либо, решающим будет, что люди, умеющие читать и писать (до этого они не более чем дремлющие, бездеятельные массы), действительно читают. Долгое время Библия была настольной книгой каждого читающего человека с детских лет до глубокой старости. В наши дни этот вид традиции и воспитания как будто теряет свое значение для широких кругов населения и заменяется случайным чтением. Газеты, действительно необходимые современным людям, в том числе и такие, которые отличаются высоким духовным уровнем и в которых печатаются умнейшие люди нашего времени, могут оказать дурное воздействие там, где они являются единственным, быстро забываемым чтением. Трудно предвидеть, какое значение будет иметь в будущем для воспитания человека заполняющее его жизнь чтение.

Усилия, объектом которых является все население страны, предпочтительнее в деле определения будущего, поскольку они имеют в виду всех людей, но только в том случае, если им удается действительно найти отзвук в сердцах людей, а не просто создать искусственные построения. В противном случае они сразу же окажутся бесплодными, как только разразится настоящая катастрофа, что и произошло с фашистскими лжетеориями, которые утверждались с барабанным боем, широко распространялись и внедрялись в жизнь людей. Никому не дано знать, что может принести обновление церкви. Перед нашим взором возникают, правда, силы, коренящиеся в церковной вере, которые в своем индивидуальном облике поражают нас своей непреложностью. Однако какого-либо значительного, оказывающего всеохватывающее воздействие явления мы теперь не обнаруживаем.

Церковная вера находит свое выражение в представлениях, мыслях, догматах и становится исповеданием. Она может, оторвавшись от своих истоков, идентифицироваться с этим особым содержанием и с этими объективациями и тогда неизбежно ослабевает. Однако для сохранения традиции ей необходима эта опора.

Большинство людей, вероятно, еще связано в своей вере со своего рода осязаемой действительностью. Поэтому мудрые учреждения, целью которых является власть над людьми и вместе с тем оказание всем помощи, всегда исходят — если все остальное оказывается безуспешным — из желания людей обладать чувственной реальностью и определенными догматами веры.

Этому противостоит совершающееся вне церкви преобразование веры. Человек, внутренне свободный, не дает своей вере отчетливо выраженного всеобщего содержания; он тверд в своей историчности, в решениях проблем своей личной жизни, он контролирует себя, сохраняет открытость и основывается на авторитете общей исторической традиции. Возникает вопрос, не создаст ли эпоха, впервые научившая целые народы читать и писать и, быть может, воспитавшая большую дисциплину мышления, уже одним этим фактом новые возможности для свободной, не требующей твердого определения веры, которая при этом сохранит всю свою серьезность и непреложность. До сих пор подобная вера не встречала сочувствия в массе населения.

Поэтому функционеры догматической, доктринерской и институционализированной веры, ощущающие свою силу в качестве звеньев мощных образований, воздействующих на мир, подчас всемогущих в широких сферах, презирают эту веру, считая ее частной и слабой. Однако поскольку в конечном счете массы состоят из отдельных людей, другими словами, частный характер повсюду находит свое выражение — для хода вещей является определяющим, содержится ли в этой осязаемой помощи (пусть она даже принимает форму суеверия) то, что может быть обнаружено и в высоких духовных феноменах и связано с истоками человека как индивидуума, с тем, как он непосредственно живет в Боге.