Смрт

Мне так не хотелось уезжать! В предпоследний, как потом оказалось, день моего пребывания в горной мятежной республике я еще и не помышлял об отъезде. Мы заняли один населенный пункт, «поселок городского типа» назывался бы он в России. А на самом деле небольшой городишко N. И мы пошли искать факс. Я, Славко Кошевич и еще двое моих коллег из отряда военной полиции. Дело было в том, что я хотел передать репортаж для московской газеты «Советская Россия», с которой сотрудничал с января 1991 года. Обычный путь передачи текстов с сербских войн был таков: найти кого-то, кто едет в близлежащий венгерский город, дать ему конверт со статьей и адресом на конверте: экспресс-почта из Будапешта ходила исправно, и в неделю, а то и меньше текст мог быть на столе главного редактора Валентина Чикина. Факсовое сообщение было в те годы новым для меня и неизведанным способом передачи моих репортажей на расстояние. Сербы оказались более современными, чем я.

– Зачем посылать статью в Будапешт, можно послать факсом прямо отсюда, – сказал Славко. И мы отправились искать фирму, у которой есть факс.

Мы шли, обвешанные оружием, пыля сапогами, страшные с виду, по улочкам оккупированного нами городка с преимущественно, по-видимому, хорватским населением. И мы заходили во всякие фирмы. Помню, что преимущественно это были все строительные фирмы. Югославы специализировались по строительству и тогда, и сейчас. Они строят по всему миру и берут недорого. Что сербы, что хорваты – суть разбитные предприимчивые южные славяне, прирожденные контрабандисты, веселые нарушители законов. И во время бойкота сербы гнали цистерны с бензином из Европы через Венгрию якобы в Грецию или Македонию по подложным документам. На самом деле до Греции, конечно, этот бензин не доезжал, а шел прямиком в баки сербских танков и бронемашин. Это я к тому, что в те годы факсы были новшеством и во Франции, а предприимчивые югославы уже вовсю их использовали. Стуча сапогами и бряцая оружием, мы заходили во всякие одноэтажные офисы фирм покоренного города и требовали факс! В третьей фирме нам повезло. Вначале страшно испугавшись нас, брутальных солдат с вонючим и грубым оружием, миловидные секретарши расслабились, как только узнали, что нам нужно.

– А, фотокопиёр! – были счастливы они.

Подумать только, этим жутким оккупантам всего-то нужен был факс, передать какие-то их дикие бумаги на расстояние. Всего-то факс. Не изнасиловать нас, нежных секретарш, пришли они, не убить, не отнять собственность, но пришли с причудой – послать некий варварский текст в Москву. В варварскую Москву. Всего-то.

Нас усадили. Мы брякнули и хряпнули автоматами об пол, отчего они, все три красавицы, затрепетали. Нам предложили кофе. И принесли его, двигая у наших солдатских глаз своими гражданскими девичьими задницами, затянутыми в брюки.

Нельзя сказать, что мы остались равнодушны к девичьим задницам. На территории казармы рядом было здание госпиталя. Госпиталь обслуживал немалый женский коллектив, и вечерами здание госпиталя было облеплено солдатами, как улей пчелами. Помимо этого, в самой казарме служили и постоянно находились там солдатки – здоровые сербские девки, часто красивые, а то и очень красивые. Красавиц в Сербии куда больше, чем во Франции, превосходящей ее по населению раз в пять. Но то все были свои девки, медсестры и солдатки, у подавляющего большинства из них были постоянные парни-солдаты. А тут в офисе чужой фирмы мимо нас сновали раздражающе пахнущие духами и, может быть, первым утренним сексом чужие молодые самки. Во всяком случае, от одной из них, принесшей нам кофе, едко тянуло утренним сексом. Поверьте мне. Только мужчины без женщин, мужчины из казармы и из тюрьмы могут нервно уловить чутким носом эту тягу от женщины, в которой несколько часов тому назад побывал мужчина. Узник или солдат вдыхает с отвращением, но все же ищет этот запах в комнатной атмосфере. Сделав прыжок вперед, на десяток лет, вспоминаю, как меня стали судить летом 2002-го в Саратовском областном суде. Как охраняли нашу подельницу Нину, сидевшую рядом с клеткой, где держали нас, пятерых мужчин. Охранять Нину сажали здоровенных милицейских девок. Одна из них, просто кобыльего роста, садилась без чулок ко мне коленами, и из-за решетки у нее из межножья доносился до меня медвежий запах растревоженного бабьего естества: фуй, фуй! До сих пор не могу вспомнить этот запах без содрогания. Я бывал счастлив, когда дежурили другие две милиционерши, те носили колготки.