Со временем то ли им вдвоём стало скучно, то ли они сами решили, но в конечном итоге Смотритель открыл ещё пару капсул, а затем ещё и ещё. В итоге их набралось более тридцати, но за полгода. На протяжении этого времени многие работали, пытаясь, буквально, заработать себе подобие хлеба, а со временем и для Новоосвобождённых подготовить всё, что необходимо. Общество во всей своей красе. Работают одни, чтобы получали другие, пусть вторые и отдадут этакий долг в Фонд Возможной Счастливой Жизни, то есть будут точно также работать, отдавая долг уже следующему поколению освобождённых. Впрочем, никто не против, учитывая ситуацию, в которой они могут в любой момент погибнуть от нехватки еды на всех, пусть и будет около нескольких недель на восстановление запасов.
Идёт месяц, другой, третий, и всё больше людей стало задаваться вопросом о своём происхождении: почему они здесь, почему Смотритель – Смотритель, зачем всех нужно было изолировать и от кого… или чего. Спустя время Смотритель всё же решился рассказать обо всём, что интересует людей. Он назначил день, собрал побольше людей, и они отправились в комнату с затёртым номером.
На этом запись обрывается. Вдруг Кирилл заметил шаги в коридоре.
– Смотритель, это вы? – донеслось из кабинета.
– В определённом смысле. – Прозвучал томный и глухой ответ незнакомца из коридора. – Ты догадываешься, кто я. Я слушал выступление моего старого друга, а ты вызвался ему помочь. – Кирилл крайне недоверчиво посмотрел на своего собеседника, будто выискивая за его спиной пути к отступлению. – Я хочу тебе рассказать о, скажем так, неправомерности высказываний Смотрителя, но и не забуду упомянуть о всём том, что принесло благо другим людям. – Молодой рассказчик призадумался. – Он просто запирал комнату с Подопытными из своего кабинета, после чего отключал это помещение, часто с сотнями жителей, от жизнеобеспечения. И я не знаю, пытала ли его совесть за все те совершаемые им убийства. И ведь Подопытные в сознании умирали не сразу. Но когда они наконец понимали, что их ждёт, томительное ожидание было страшнее всего. Находящиеся там пары и семьи прощались друг с другом, кто-то врал, что всё будет хорошо, другие обнимались. Одиночки просто смотрели вдаль, в стену, ничего не боясь. Их собственная жизнь ничего не стоила, будь они хоть величайшими людьми за всю историю. А какая разница, кем ты был, если от памяти о тебе останется лишь прах? Но как они это понимали? Предчувствие, полагаю. Запах скорой смерти перебивает всё. Он, видно, жаждал чужой смерти. И совсем незадолго до этого напевал какую-то мелодию, которую, понятно, никто не замечал в силу паники и страха… Таким был Смотритель 06.13. Наш с тобой общий друг не был таким ублюдком, но всё же и он не брезговал, мягко говоря, отправлять Подопытных спать, когда с ними становилось скучно. Но в какой-то раз он просто не захотел вновь оставаться один. В периоды одиночества его постоянно мучили кошмары, насколько могу судить. Как я понимаю, он в некотором роде пытался даже защитить своих почти друзей, проявить какое-то милосердие, пусть о нём у него и крайне извращённое представление. Да, его методы проявления доброты спорны, но тем не менее он не оставлял попыток хоть как-то осчастливить новые, скажем так, партии Освобождённых. И ведь жизнь в определённые моменты налаживалась. К сожалению, или к чьему-то счастью, ненадолго. И тебе лучше не знать, что случалось дальше… Знай одно: рано или поздно он решит за тебя, хочешь ты жить дальше или нет, а ведь возвращаться в капсулы довольно болезненно. Сонный паралич длительностью в года… А ведь в капсуле ты спишь, но проснуться уже никогда не сможешь. И нет, не умрёшь, это лишь побочный эффект работы капсулы. В общем, не завидую тебе, если ты подведёшь его. Но тебе стоит знать: я вышел из тени, поскольку мне надоело лицезреть, как великие, и не очень, умы столь бездарно теряются в вечности. Он не посмеет вам навредить при мне. Ему… ранг, так сказать, не позволит. – Он наконец остановил свой монолог на несколько секунд, глянул на часы, округлил глаза, продолжил. – Ты же понимаешь, что я тоже несовершенен. Столько… хе, гадостей рассказал о Смотрителе, но ведь и я не без грехов. Самый страшный – два убийства Освобождённых, поскольку я не был уверен в их молчании и преданности. Оба были до… События, – довольно нейтральное название для геноцида-то, а? – остались и после смерти моими ближайшими друзьями. Что было не так, почему я решил избавиться от них? Капсулы. Они доводят до безумия. Я не был уверен в них, я не был уверен в себе. Смог бы я понести груз наказания в том случае, если б неумышленно подставил их? Нет… Знаешь, постепенно ясность мыслей и воспоминаний возвращается и ты, как я вижу, сумел это заметить. Надеюсь, когда-нибудь смогу понять, зачем же я их убил, простого факта убийства мне недостаточно, как, надеюсь, и тебе в отношении твоего старого друга. – Кирилл с большой долей презрения посмотрел на столь знакомого незнакомца.
– Что… Откуда? Как ты…