Смотритель

– Простите, я не могу. Не могу! – И, закрывая для себя все дальнейшее, бросилась прочь.

* * *

В ночной темноте она, как слепая, тыкалась во все попадавшиеся ей на пути двери и почти упала в первую открывшуюся, уже не слыша за спиной горестного: «О, зачем же, зачем, ведь он здесь, Маруся, где ж ему еще быть!»

В первое мгновение Маруся подумала, что она опять попала в ту гостиную, где сидела в прошлый раз, но теперь ей показалось, что скромная и стильная та гостиная словно наложена на другое помещение, совершенно современное и даже хай-тековское. Из-под картин на стенах выплывало стекло, за которым виднелись тяжелые августовские звезды, из кресел вырастали какие-то растопыренные алюминиевые ножки, а ореховый стол испарял подобие хрустальной скатерти. Было красиво, но жутко. Маруся замерла, не зная, делать ли ей еще шаг в это зыблющееся призрачное пространство, чем-то напомнившее опасные зеркала бочажин на лесных болотах, но сила инерции уже вытолкнула ее за порог. И, сделав этот вынужденный шаг, она с ужасом увидела, что, помимо наваленной повсюду всевозможной мебели, в гостиной присутствуют и люди.

Фигуры их тоже дрожали и сдвигались, как пар, но все-таки вполне можно было рассмотреть, что это мужчина и женщина, сидевшие друг против друга, вероятно, за столиком. Одеты они были вполне современно и по возрасту были, скорее всего, Марусиными ровесниками. Оставалось непонятным только одно: видят они ее или нет. Женщина сидела совершенно безучастно и печально, зато мужчина через несколько секунд после Марусиного вторжения начал заметно волноваться и оглядываться в ее сторону. Прозрачность его стала быстро мутнеть, наполняясь плотью, и превратилась в человека лет тридцати с хвостиком, в очках без оправы и со смущенной мальчишеской улыбкой большого рта. Взгляд его еще какое-то время блуждал, словно будучи не в силах сконцентрироваться на неожиданно появившейся перед ним плоти, потом вспыхнул вполне человеческим любопытством, но снова ушел куда-то за Марусю. Она инстинктивно оглянулась и увидела у себя за спиной улыбавшегося краешками губ Артемия Николаевича. В тот же миг повернула голову и женщина, становясь все более похожей на плавающий слоями жемчужный дым. В размытом лице ее, однако, проглянули недоумение и радость.

– Ах, зачем вы это сделали! – вырвалось у нее, но, к кому были обращены эти полные горечи слова, Маруся так и не поняла. Она испуганно переводила взгляд от одного к другому, пытаясь установить какую-то связь между присутствовавшими, домом и самой собой. Наконец глаза ее остановились на окне, за которым в прошлый раз буйствовала сирень, и Маруся увидела, что тяжелые серо-сиреневые гроздья так и продолжают нервно вздрагивать, будто породистые животные. Но где это происходило, в какой из комнат – да и когда? Ведь в прошлый раз она была здесь почти месяц назад, а сирень цвела все так же…

– Извините, – совершенно механически произнесла вдруг она, чувствуя себя приличной девочкой в незнакомом месте, – меня зовут Маруся.

Но на ее слова отреагировал только мужчина. Он вскочил и как-то слишком поспешно протянул руку, не сводя глаз с Артемия Николаевича. Тот, однако, молчал.

– Павлов, – представился он, – то есть Сергей. – Вы тоже здесь живете или… в гости?

Маруся растерялась, ибо понятие «гости» к ее случаю подходило мало, и вообще, голова у нее кружилась, словно этот пар, висевший в маленькой гостиной, был ядовитым.

– А вы тоже видите разное? – ответила она вопросом на вопрос.

– Теперь… да. Только второе очень смутно. И вашего спутника тоже. Он ведь в каком-то маскарадном костюме, если я не ошибаюсь? Но все равно – я очень рад, что в этом доме живет еще кто-то… – Но тут он повернулся к женщине и совсем смешался. – Нет, я совсем не то хотел сказать… Хорошо, что Тата не одна в таком пустынном месте… – «Что я несу?! – в ужасе думал Павлов, произнося эти бессвязные речи. – Чему я рад, когда эта идиотская парочка все испортила? И вообще, кто они и что здесь делают? И этот дым, рухлядь какая-то… И почему молчит Тата?!»

Тем временем Артемий Николаевич, как ни в чем не бывало, сел за ореховый столик, отодвинув раскрытые книги к краю, и Маруся с ужасом увидела, как они наполовину вошли в тело прелестной молчащей женщины.

– Вы видите? – ахнула она и по лицу Павлова поняла, что, да, видит, и ему, может быть, даже страшнее, чем ей.

– Тата! – крикнул он, но женщина грациозно встала и пошла, вдруг на добрую треть войдя в Артемия Николаевича.

Онемевший Павлов увидел, как она остановилась у стеклянного борта терраски, и волосы ее рассыпались.

– Да, кто кого, кто кого… – прошептала она.

Марусе стало казаться, что она сходит с ума. Павлов вдруг больно стиснул ее плечи и горячо зашептал в самое ухо, словно боясь, что его услышат:

– Послушайте, признайтесь честно, здесь курят гашиш, да? Или ЛСД? И вы, и я… как-нибудь в вине или еще как…

– Нет-нет, это очень приличный дом, старинный, усадебный, здесь не может быть ничего такого, это какой-то морок, наверное, туман от реки, знаете, как на лигурийских болотах раньше…