Треск объятых огнём сухих палок разбавлял тишину и только сейчас обратил внимание на долгое отсутствие криков или пение птиц, что в отличие от цвета заката и типа облаков, говорило о приближение холода. Сойдясь на мысли, что ошибаться у крылатых шансов больше, расположился в шалаше, вытянув ноги в сторону костра. Наконец-то, усталость взяла своё, и вскоре я уже спал, вдыхая свежий воздух пропитанный запахом хвои, наслаждаясь единением с природой. Мой сон не отличался оригинальностью. Это были пейзажи, которые резко менялись без плавного перехода от одного к другому, как будто в мгновение перемещался на большие расстояния. Сначала иду по степи, оборачиваюсь … и уже нахожусь на рабочей площадке около электродуговой печи в каске с темно-синими очками на козырьке, делаю шаг в сторону пульта, и он превращается в гараж, а углеродные электроды, висящие над сводом, вытягиваются в большой тополь, и теперь я стою на неизвестной мне дороге. Оглядываюсь, чувствуя опасность, и вот прямо на меня мчится черный автомобиль, за рулём которого никого нет. В последний момент он исчезает, а клубы поднявшейся серой пыли превращаются в белоснежные облака и сейчас меня окружают небольшие холмики с аккуратно подстриженной зелёной травкой, напоминая поле для гольфа. Вдруг резко становится темно, а сильные короткие порывы ветра приносят беспокойство и холод.
Я открыл глаза и нажал подсветку на часах, где в правильном порядке расположились четыре цифры: ноль, один, два, три. Сон пропал, но неприятное чувство тревоги осталось. Там, далеко в подсознании, без какого-либо повода, зародилось ощущение, что рядом есть ещё кто-то и правая рука машинально нащупала пистолет за поясом. Стараясь сделать бесшумно минимальное количество движений, я присел прямо на выходе из шалаша. Глаза довольно быстро адаптировались к окружающим меня темным контурам кустов и деревьев, благодаря пробивающимся пучкам слабого неонового света полной луны. Гробовая тишина вокруг больше напрягала, чем успокаивала. Медленно переводя взгляд, всеми силами старался заглянуть глубже в лесной мрак, но он не пускал. Разворошив угли и обнаружив, что в некоторых из них ещё теплятся огоньки, я кинул жменю хвороста и как веером, поддал воздух остатком куска бересты. Вспыхнувшие маленькие ветки мгновенно сузили мои зрачки, на пару секунд ослепив и передавая огонь более крупным, которые были заготовлены ещё днём. Недаром человечество всегда поклонялось огню, как защитнику от всего нелюдского. Тревога внутри, под приятный треск костра, начала уступать место спокойствию и в какой-то момент даже начал забывать про неё, хотя понимал, что уснуть до утра теперь уже не получится.
Пламя всегда отличалось таким умением, как гипнотизировать всё живое и я в этот момент не стал исключением, бессмысленно уставившись на него, любуясь необычным танцевальным движением темно оранжевых языков. Не забуду, как в цеху, на одном из выпусков металла, также, не отрываясь, уставился на струю, вылетающую из сталевыпускного желоба в ковш, и настолько сфокусировался взглядом, что в какой-то момент передо мной, словно голограмма, открылась совершенно иная картина. Это уже был не просто поток расплавленного железа. Я четко видел сквозь защитные очки подобие чешуи, словно огромный бело-синий удав, вращаясь, медленно спускался вниз. Зрелище впечатляло. После смены, восстанавливая водный баланс организма бутылкой холодного пива, рассказал об этом на проходных. Кто-то из коллег улыбнулся, кто-то промолчал, но на следующий день многие подошли ко мне с неподдельным удивлением, что за столько лет работы и, видя тысячи выпусков стали, они никогда не замечали ничего подобного.