Смоленский нокдаун

Как только немецкому командованию удалось восстановить функционирование Рославльского железнодорожного узла, как советские войска во взаимодействии с потомками начали локальную Кричевскую наступательную операцию, которая изначально тоже планировалась как набег с целью разгромить штаб 2-й танковой группы и уничтожить ее складские запасы. И только потом, когда стало ясно, что Кричев возможно удержать, этот набег вылился в отвлекающую операцию примерно армейского масштаба. И опять же косвенно пострадала 4-я армия немцев, для которой по железнодорожной линии Могилев-Кричев-Рославль поступало до девяноста процентов всего снабжения. Через Оршу-Смоленск-Рославль до 4-й армии доходил самый минимум, поскольку в основном та линия снабжения работала на 9-ю армию, которой тоже всегда всего было мало.

Еще раз посмотрев на карту, Жуков кивнул сам себе. В течение следующих двух-трех суток войска перегруппируются, после чего для отдельно взятой 4-й германской армии с прилипшими к ней 46-м и 47-м моторизованными корпусами начнется персональный локальный армагеддец. Теперь окруженная немецкая группировка представлялась Жукову своего рода котлетой, от которой острым ножичком в дальнейшем предстоит отрезать кусочек за кусочком и, смакуя, отправлять эти кусочки в рот. Главное при этом — не подавиться, отхватив слишком большой кусок. Если немцы не предпримут попыток прорыва на Оршу-Борисов в течение нескольких ближайших дней (которая будет им дорого стоить, но позволит спасти хотя бы часть сил), то положение окруженной группировки станет и вовсе безнадежным. Впрочем, это уже не его проблемы; в любом случае к середине октября этот Смоленский котел будет ликвидирован.

9 сентября 1941 года, 08:15. 4-я армия вермахта, Рославль Командующий армией генерал пехоты Готхард Хайнрици

Впервые за это жутко жаркое и сухое лето на западном горизонте заклубились тучи, а ветер вместо орудийной канонады донес раскаты далекого грома. Там, на горизонте, над Днепром, сейчас бушевала гроза, сверкали молнии и ураганный ветер швырял в лица русским солдатам пригоршни холодной дождевой воды. Гроза — это хорошо. Хоть на какое-то время на войска его армии прекратятся непрерывные налеты «Чертовых гребешков», которые взяли за правило парами и днем и ночью вести свободную охоту над территорией, которую контролирует его армия.

Объектом злобного внимания этих летающих исчадий ада может стать даже одиночный грузовик на дороге, но в основном они атакуют автоколонны снабжения, замаскированные танки, позиции артиллерии, а также деревоземляные огневые точки на линии фронта с большевиками — их они поражают весьма избирательно и с чрезвычайной меткостью. Командиры фронтовых частей уже много раз докладывали, что эти удары, разрушающие оборону против возможных большевистских атак, уже стали самым настоящим бедствием. При этом насколько тщательно ни производилась бы маскировка, как бы старательно рядом ни возводились ложные сооружения, призванные отвлечь на себя внимание вражеских пилотов, те еще ни разу не поддавались на эти провокации и непременно выпускали залпы реактивных снарядов по настоящим оборонительным сооружениям.

Что же касается большевистских солдат, которые, несомненно, воочию наблюдают за этими налетами, то они приветствуют каждый успешный удар криками «Ура!» и залихватским улюлюканьем, которое слышно даже в немецких окопах. Несколько раз, обидевшись на переливчатый пересвист, доносившийся с русской стороны, немецкая пехота даже ходила в спонтанные атаки без приказа, которые каждый раз кончались для нее большими потерями. На нехватку пулеметов и патронов большевистская пехота теперь явно не жаловалась, так что в таких спонтанных атаках немецкая кровь лилась рекой.

Но все это мелочи по сравнению с приказом любой ценой удерживать существующие позиции. В условиях, когда нити, связывающие армию с тылом, рвались одна за другой, солдаты начали уже поговаривать о том, что их просто принесли в жертву ужасному Молоху, намеренно бросив здесь на съедение непостижимо жутким «марсианам» и их союзникам-большевикам. Офицеры стараются пресекать такие разговоры, но при этом сами постепенно пропитываются общей атмосферой катастрофической безысходности, которую распространяет вокруг себя слово «окружение» в условиях, когда каждая пачка патронов, каждый артиллерийский снаряд и каждый литр дрянного синтетического топлива находится на строгом учете.