Смилодон в России

– Шванвичу? – разом подобрел, заулыбался Иван, тронул непроизвольно отметину на лбу и хрустко подогнул крепкие пальцы в кулаки. – Тогда давай, бери, Алешка, даже не думай. Мужик, он что – не баба, с лица воды не пить. Получше черта – и уже красавец. Впрочем, куда черту до этого…

– Господи, князь! – Поверив наконец-таки своим глазам, Алехан тем временем вышел из ступора, выругался семиэтажно и по-простому, без церемоний, бросился обниматься. – Вот это да! Какими судьбами? И что это у вас с лицом?

Не забыл, значит, ночь в Париже, скопище вооруженных недругов и Васю Бурова, помахивающего лопатой…

– Так, загар сходит, – коротко пояснил Буров, трудно оторвался от Алехана, а тот, воодушевившись, со значением взглянул на братьев. – Это же князь Буров-Задунайский, отменнейший патриот. Человек наш, проверенный, испытанный в деле. Он меня в Париже от смерти спас. От верной, лютой. Ну, Гриша, спасибо. Уважил, ублажил. Вот это сюрприз! Вот это встреча! Ну и ну, так твою растак, едрена матрена!

Не слишком ли он радовался, этот расчетливый, многоопытный хитрован?

– Я и то смотрю, что морды он бьет по-нашему, совершеннейше по-русски, – мигом оживился князь Римской империи и бережно потрогал опухшую скулу. Иван же Орлов сделался задумчив и взглядом философа воззрился на Бурова:

– А что, князь, вино-то ты пьешь?

Хрен с ней, с рожей, главное, чтобы человек был хороший. Свой. Отменнейший патриот.

Часть 3 Подручный Алехана

I

– Словом, князь, если вы еще не передумали положить свой живот на алтарь отчизны, то оставайтесь. Людям с вашими способностями всегда отыщется в отечестве достойное местечко, – изрек на следующий день граф Орлов-Чесменский за чаем с пирогами, коврижками и марципанами. А хитрые глаза его продублировали сказанное: «Куда ты, парень, денешься с такой-то рожей. Красно-буро-черно-малиновой. В крапинку».

Чай пили после ужина в кабинете графа: инкрустированная мебель, персидские ковры, неохватный глобус с воткнутым флажком на месте Чесмы. В клетках сладостно заливались канарейки, кормленные для вящей голосистости коноплей, аглицкий кладенный для наилучшего промысла мышиного кот.[309] плотоядно щурился на них, пронзительно чихал – в ноздри ему забивался едкий дым хозяйского кнастера[310] Все дышало миром, гармонией, обстоятельностью и достатком.

– Ваше предложение, граф, зело лестно для меня. Почту за честь, – с чувством ответил Буров, с достоинством вздохнул и степенно отхлебнул жасминового чаю. – Готов врагам отечества рвать глотки зубами. Лопатой, чай, махать не разучился. – Приложился к марципану, хрустко прожевал, нацелился на коврижку. – Скажите, граф, а что маркиз? Здравствует ли?

Ему и самому не хотелось расставаться с графом – по крайней мере, теперь, пока идут процессы интенсивного отбеливания. Действительно, куда подашься с такой-то рожей? К тому же за железными засовами да за крепкими стенами меньше шансов остаться без мозгов. Сейчас лучше не спешить, выждать время, вернуть себе здоровый цвет лица. А там – будем посмотреть.

– Маркиз? – Алехан поморщился, досадливо вздохнул и с силой оттолкнул слугу, подскочившего было переменить посуду. – Жив, жив, курилка. Понижен в чине, лишен наград и брошен на периферию. В Сибирь, в Тмутаракань. За все свои французские дела. Вот так. – Он бросил смятую салфетку, немного помолчал и, резко уходя от темы, встал. – В общем, князь, я рад, что мы договорились. Оставайтесь.

И Буров остался. Бродил по анфиладам несчитанных комнат, дивился на подлинники Брейгеля и Халса, размахивал конечностями в фехтовальной зале, гулял по необъятному, тщательно ухоженному саду. Хозяйство Алехана было великое, поставленное широко, во всем чувствовались твердая рука, расчетливость и полная самодостаточность. В прудах плескались карпы и судаки, на огороде наливалась спаржа толщиной с полено, телятина была нежна и цветом напоминала снег, черешня и ананасы – из своих оранжерей, вино – домашнего изготовления, из земляничных ягод, на манер шампанского. На первый взгляд – гостеприимный дом богатого, рачительного хозяина. Но это только на первый взгляд. Наметанный глаз Бурова сразу оценил внушительность ограды, битое стекло, вмурованное в ее гребень, количество сторожевых вышек вдоль внешнего периметра охраны. Так же, как и выправку мундирных лакеев, профессиональный взгляд дворецкого-лжеитальянца, злобность и натасканность церберов, ночами выпускаемых в сад. Нет, нет, тот еще домик-пряник был у Орлова-Чесменского. Крепость, фортеция, филиал Петропавловки. Судя по всему – штаб-квартира мощной, представляющей реальную силу организации.

Глаз у Бурова был алмаз.