Смятение сердца

Воспоминание о ссоре в салуне разволновало Сэйбл. Она постаралась отвлечь себя, поправляя кожаные ремни, прикреплявшие колыбель Маленького Ястреба к седлу. Она надеялась, что все выглядит подлинно индейским и не вызовет подозрений проводника. Недаром целую неделю она только и делала, что повторяла наставления Фебы. Теперь они были впечатаны в память не хуже, чем уроки хорошего тона. Осмотрев колыбель, Сэйбл нащупала письмо в кожаном конверте, который Лэйн строго-настрого наказала ей не открывать до встречи с отцом ребенка. Надо сказать, эта встреча пугала ее даже сильнее, чем встреча с мистером Хантом. Сэйбл с усилием оттеснила подальше мысли о Черном Волке: до него были мили и мили, которые еще требовалось преодолеть.

— Готова?

У Сэйбл вырвался крик испуга. Она круто повернулась и сделала назад шаг, другой, пока не уперлась спиной в круп лошади. Воздух неожиданно стал слишком густым, чтобы втянуть его в легкие. Кто это? Конечно, не тот человек, с которым она заключила сделку накануне вечером! Сэйбл глотнула несколько раз, борясь с комком в горле. Большую часть жизни она прожила, окруженная представителями мужского пола, и считала себя знатоком мужской внешности. Мужчина, лицом к лицу с которым она сейчас оказалась, был красив (к немалому ее раздражению).

— Я задал вопрос и жду ответа. — В голосе проводника прозвучала угроза. — Уж не забыла ли ты английский со вчерашнего дня?

— Это… это… — начала Сэйбл, моргая.

— Это я, — буркнул Хантер, избегая смотреть в глаза, цвет которых почему-то нервировал его.

Лучше бы он оставался пугалом, угрюмо подумала Сэйбл. По-видимому, он как следует вымылся и убрал с лица большую часть растительности. Усы и борода оставались, но они были коротко подстрижены и имели ухоженный вид. Даже красные с похмелья глаза и синяки под ними не могли испортить скульптурную красоту лица, пусть даже искаженного недовольной гримасой. В довершение ко всему мистер Хант переоделся в теплую куртку с белоснежным меховым воротником (неожиданное зрелище после вчерашнего неряшливого наряда) и штаны из грубой плотной ткани. Судя по позе, он чувствовал себя вполне непринужденно. Седельные мешки, тяжелые даже. на вид, были небрежно перекинуты через широченное плечо, поводья верховой лошади свисали свободно, как если бы она была вышколена стоять неподвижно, когда хозяин выражал желание привалиться к ее боку. Волосы, накануне тусклые и неопрятные, оказались черными-пре-черными и восхитительно свешивались на один глаз. Глаза… хм… глаза были серые… неприветливые, даже суровые.

Именно выражение глаз, с которыми Сэйбл неожиданно встретилась взглядом, вывело ее из состояния ступора. В этот момент она впервые поняла, до чего ему неприятна возложенная на него миссия. Так или иначе, он держал свое недовольство при себе. Сэйбл повернулась к лошадке, намереваясь вскочить в седло, — и издала ошеломленный возглас, когда ее буквально забросили туда, подхватив за талию.

«Да как он посмел дотронуться до меня, не спросив позволения?!» Но она проглотила возмущение, поспешно одергивая юбку, чтобы ненароком не показались ноги в шелковых чулках.

Звук, раздавшийся в следующую минуту, был до того неожиданным для Хантера, что он схватился за револьвер. Блеяние? Только тут ему на глаза попался вьючный мул, к которому была привязана дойная коза.

— Это еще что за чертовщина? — Он ткнул в ту сторону пальцем, невольно прищурившись от резкой похмельной боли в висках.

У Сэйбл, так и не сумевшей привыкнуть к проклятиям, краска бросилась в лицо. Ей удалось сохранить каменную неподвижность, но она недостаточно владела собой, чтобы помнить о ломаном английском.

— Мы заключили соглашение. Вас не касается, что я беру с собой в дорогу.

— Я и не знал, что сиу ждут нас в следующем году! Именно столько времени займет дорога с таким скарбом, — пролаял Хантер — и с трудом удержался от стона: так болезненно отдался в голове звук собственного голоса.

Он также разбудил Маленького Ястреба, и тот заплакал. Сэйбл приподняла колыбель, укрепленную на спине ее лошади, и подула младенцу в лицо. Ей не хотелось так с ним поступать, но Лэйн настаивала: индейский ребенок не должен плакать без крайней необходимости. Только голод или боль извиняли его плач, а иначе он мог привлечь внимание врага, поэтому детей всегда вовремя кормили и перепеленывали.

— Что?! Ребенок? Мы потащим к сиу ребенка, черт бы его побрал?

Хантер не верил своим глазам. Не может быть, чтобы от него ждали подобной глупости!

— А почему бы и нет? — спросила Сэйбл, трепеща: этот человек выглядел так, словно собирался схватить ее за горло.

— Дьявол и вся преисподняя! Женщина, ты забыла, что перед нами лежат дикие земли? Черт возьми, мужнина не всегда выживает там, не говоря уже о… — Он махнул рукой на колыбель.

— Вы дали мне слово, мистер Хант. С ребенком я или без, это ничего не меняет.