Смягчающие обстоятельства

— Видишь, как девочки веселятся! — Он кивнул на шумную компанию.

— Шлюхи! — брезгливо сказал Элефантов.

— Так все бабы шлюхи! И ничего плохого в этом нет: что естественно — то небезобразно.

Элефантова бесила привычка Спирьки подводить «теоретическую базу» под всевозможные гадости и оправдывать любые гнусности. Если послушать его рассуждения, то пьянство, подлость, разврат являются естественными свойствами человеческой натуры и потому их не следует стыдиться или осуждать. Он был последователен и, придерживаясь этого принципа, рассказывал о таких своих похождениях, о которых нормальные люди предпочитают умалчивать.

— По-моему, тебе известно, что я придерживаюсь иного мнения. И если хочешь знать, этих стерв вообще за людей не считаю. А ты делаешь на их примере широкие обобщения!

— Просто в них порок более нагляден. Они опустились, деградировали. И я с тобой согласен — на них неприятно смотреть. С Марией, например, не сравнишь. Она чистюля, следит за собой, одевается по высшему разряду.

Все подобрано со вкусом, белье — французское, трусики — «неделька»: понедельник, вторник…

— Откуда ты знаешь? — у Элефантова снова похолодело внутри, и он до боли сжал ручку пивной кружки.

— Откуда? — Спирька безразлично махнул рукой. — Да зашел как-то, а она гладит, на столе — куча белья…

Применительно к любой другой ситуации Элефантов назвал бы такое объяснение ширмой для дурака, но, глядя на неопрятного потного Спирьку, он не мог представить другого источника его осведомленности.

Они выпили еще: Элефантов четверть стакана и Спирька-полный.

— А ты к Марии неровно дышишь! Думаешь, я не вижу, как ты у меня все про нее выпытываешь?

Элефантов не нашелся, что ответить, и сделал вид, что занят пивом.

— И к Астахову ее ревнуешь…

— С чего ты взял? — придя в себя от неожиданной прозорливости Спирьки, изобразил удивление Элефантов.

— А с того! Ты же знаешь, что она с ним живет. Знаешь! И тебе это неприятно! — в голосе Спирьки явно чувствовалось удовлетворение.

— Чушь какая-то! — продолжал лицемерить Элефантов. — Какое мне до всего этого дело?

— А вот такое! — с пьяным упорством настаивал Спирька. — Ты еще не все знаешь! Думаешь, она на море одна?

На этот раз Элефантова, бросило в жар. Сначала стала горячей голова и лицо, потом горячая волна прокатилась по всему телу, и он ощутил прилив тошноты.

— Конечно. А то с кем же? — голос звучал хрипло, но контрвопрос он поставил умело.

— Этого я тебе не скажу. Если она узнает, то не простит, а я не хочу портить с ней отношения.

«Мразь! — подумал Элефантов. — Но врет или нет?»

— Просто имей в виду, что, кроме Астахова, у нее есть и кое-кто еще…

«Врет или нет?»

— Ну да какое это имеет значение? Молодая, красивая, свободная женщина… Ей поневоле часто приходится использовать свои прелести… — он шумно отхлебнул, на верхней губе повисла пена.

— Хочешь сказать, что она тоже шлюха? — Элефантова затрясло от ненависти к этому жалкому пропойце, походя поливающему грязью женщину, даже ногтя которой он не стоит.

— Ну почему обязательно шлюха? Жизнь есть жизнь. — Спирька развел руками. — Вот представь: заболел у нее зуб. В поликлинике очередь, два дня потеряешь, намучаешься, да еще сделают плохо… А она пришла, улыбнулась ласково, и через полчаса все готово в лучшем виде. Ну, а потом обменяются с врачом телефонами: у нее еще зубки есть, а ему, может, захочется с ней в ресторан сходить, так что интерес взаимный…

Спирька сделал несколько жадных глотков.

— Да так и везде. Одеться красиво хочется, а в магазинах товары — только на пугало надевать. Чтобы «фирму» достать, тоже надо людей хороших знать, а раз так — принцип простой: услуга за услугу…

Элефантов вспомнил, что в последнее время Мария одевается с иголочки и немалую помощь в этом ей оказывает Спирька, и его опять затошнило.

— Портной, скорняк, сапожник, да мало ли к кому еще приходится обращаться. И везде нужно внимание, качество, так сказать, индивидуальный подход. Значит, что? Ну, одному достаточно глазки построить да дать «на чай», а другому этого мало, интерес у него в ином… Не страшно, от нее не убудет…

Первый раз в жизни Элефантову захотелось убить человека.

— Так что не обращай внимания: Астахов или кто-то там другой, третий — все в порядке вещей. Она обычная баба, нечего делать из нее святую и молиться на нее. Тем более что другие не тратят времени на подобные глупости и ложатся с ней в постель и развлекаются как душа пожелает! Понял, наконец? Обычная баба! И каждый может с ней переспать!

— Чтобы так говорить, надо как минимум самому это испытать, — голос был спокойный, но чужой и страшный. Внутри туго, до отказа закрутилась опасная пружина, которая, сорвавшись, должна была толкнуть его на неожиданные, совершенно непредсказуемые действия. — Иначе все твои слова — гнусная брехня. Ты сам спал с ней?

— А может, и спал! — торжествующе захохотал Спирька, с превосходством глядя на него, и эти торжествующие нотки, это пьяное превосходство убедили Элефантова в том, что Спирька сказал правду.