Смягчающие обстоятельства

Элефантов сидел один в пустой квартире. Вечер тянулся до бесконечности долго, деть себя было некуда. Он стал думать о Спирьке и Эдике. У них было много общего: оба не любили ни с кем ссориться, не могли открыто отстаивать в принципиальном споре свою точку зрения. Не отягощены особыми принципами, не стремились быть первыми в чем бы там ни было. Не ставили высоких целей и вместе с тем не упускали возможности урвать то, что можно, без особого риска для себя. Оба не слишком щепетильны в вопросах чести, им можно безнаказанно наставлять рога, да и плевок в физиономию они скорее всего снесут как безобидную шутку. Последствий-то никаких — вытерся, и все.

Нет, равняться на таких славных ребят он не будет. Но что привлекает к ним Марию? Что? Что?!

Они удобны, да, именно удобны, но разве это-свойство может казаться привлекательным для такой женщины, как Нежинская.

Мысль Элефантова билась в тупике, что было для него совершенно непривычно, он умел с ходу решать любую задачу, верил в свои силы, всегда рассчитывал только на себя. Все, чего он достиг, являлось результатом его собственных усилий, плодом его трудоспособности, целеустремленности, ума. Он знал себе цену и сознавал, что обладает большими способностями, чем многие его сверстники, поэтому чувствовал себя уверенно, не тушевался перед авторитетами, держался независимо с начальством, по всем вопросам имел собственное мнение и не боялся его высказать. Это позволило добиться хороших результатов в науке, уважения коллег, признания, пусть пока и небольшого, в профессиональных кругах.

Словом, у него никогда не было поводов к недовольству жизнью. Главное у человека — перспектива, считал он. А у него перспектива была. Он никогда не стремился к славе, почестям, огромным окладам и головокружительным премиям, не потому, что был аскетом и бессребреником, просто полагал, что все это вторично, главное — делать Дело, и делать его хорошо, чтобы дать Результат, а тогда как сопутствующие основному эффекту побочные явления появятся должности и почетные посты, успех и материальный достаток.

Он не любил хвалиться и хвастать по мелочам, в принципе был равнодушен к недоброжелательности завистников, не участвовал в тайной борьбе за лучшее место, десятирублевую надбавку к зарплате и благосклонность руководства.

По его мнению, каждый имел свою цену, ясно видимую любому умному и здравомыслящему человеку, и цену эту, нельзя искусственно поднять мышиной возней, угодничеством и подхалимством. Такое мнение не могли поколебать примеры дутых авторитетов, которые сумели окольными тропками добраться до желанного кресла и накрепко вцепились в подлокотники: бедняги всю жизнь дрожат от страха, что обман раскроется и придется покинуть чужое, хотя и насиженное, место.

Он не оглядывался на других, не завидовал более пробивным и удачливым, более оборотистым и ловким. Он делал свое Дело, и Дело должно было говорить само за себя. Трамплин почти построен, оставалось прыгнуть. И он был уверен, что ему удастся и это, как удавалось все, за что он брался.

И вдруг все пошло прахом. Оказалось, что Дело — не самое главное в жизни, самым главным оказалась Мария. А для нее почему-то не представляли ценности его достижения, цели и перспективы, отношения с ней были какими-то темными и запутанными, жила она по непонятным ему законам и руководствовалась побуждениями, постигнуть которых он тоже не мог.

Стремясь завоевать ее любовь, он как-то незаметно потерял самостоятельность и независимость, а вместе с ними — уверенность в себе. И если говорить положа руку на сердце, ничего не добился. Он чувствовал, что она оценивает людей по своей ценностной шкале, по каким-то одной ей известным показателям, и здесь он проигрывает аморфному пьянице Спиридонову, афористичному Хлыстунову, всем этим толянам, аликам, сашам, Викторам, которых он считал никчемными, нестоящими людишками.

Подошло время очередной региональной конференции по проблемам передачи информации, которая в этом году проводилась на базе их института.

— Готовься, будешь знакомиться со своим научным руководителем, — сказал Элефантов Марии.

Та умела переключаться быстро и несколько дней прилежно сидела над теми материалами, которые он для нее подготовил. Эдик, Толян и остальные исчезли как по мановению волшебной палочки, резко уменьшилось число телефонных переговоров.

«Может же, если захочет!» — умилялся Сергей и с радостью разъяснял Нежинской непонятное. У него создавалось впечатление, что непонятно ей больше, чем она показывает.

Общий интерес, темы для разговоров сделали свое дело: за эти дни они опять сблизились, точнее, Мария держалась так, будто никакого охлаждения отношений не было. Снова они вместе шли с работы, оживленно болтали, обсуждали предстоящую конференцию.

— Вообще-то я боюсь, — призналась Нежинская. — Как подумаю о встрече с профессором, становится не по себе…

— Почему? Карпухин очень доброжелательный, мягкий человек.

— Да я не о том! — Она досадливо взмахнула рукой. — Я же ни черта не знаю, а тут надо будет что-то обсуждать, отвечать на вопросы…