Оглядываясь по сторонам в сумеречном коридоре, похожем на ребристую глотку фантастического животного, Курт Зигель не испытывал страха, даже отвращение не тревожило душу — все выглядело внове, и лишь нервное возбуждение периодически давало знать о себе, накатываясь волнами внутреннего жара.
Коридор плавно изгибался, поднимаясь вверх по широкой спирали.
Помещения отделялись от него тонкими полупрозрачными мембранами, обладающими странным свойством — они не рвались, когда через них проходил кто-то из Чужих, а растягивались, истончались, повторяя контур тела, затем раздавался вибрирующий звук, и невредимая органическая пленка вновь оказывалась на своем месте.
Ван Хеллен совсем иначе воспринимал восхождение по спиральному коридору. Он находился в
Чтобы не концентрировать внимание на окружающих деталях чуждого интерьера, он поравнялся с Дрогом, решившись заговорить с ним.
— Это не похоже на казарму, — произнес он, с трудом заставив свои голосовые связки воспроизводить непривычные фонемы чуждого языка.
— Не казарма, — коротко ответил Дрог. — Инкубатор.
— Андрей, — позвал Доминик Лозина.
Тот поравнялся с ними, благо ширина ребристого коридора позволяла-идти рядом.
— У меня горло не выдерживает. Поговори с нелюдем.
— Что тебя интересует, командир?
— Он заявил, что мы находимся в инкубаторе. Здесь производят бойцов?
Лозин перевел вопрос.
Доминик ожидал короткого утверждения, но Дрог по непонятной причине пустился в шипящие пояснения.
— Инкубатор расположен ниже, — выслушав его, перевел Андрей. — Там действительно выращивают боевых особей. А мы направляемся в залы спящих.
— Ты не чувствуешь тут подвоха? Слишком уж он покладист.
Лозин не стал обращаться за разъяснениями к Дрогу.
— Ты не понимаешь образ мышления ксенобиан, — ответил он Доминику.
— Ну, так поясни. До меня все еще не доходит, — меньше суток назад мы были готовы порвать горло друг другу… Он думает, что в обмен на заложников мы поделимся с ними ресурсом Мира? Где мотивы? Я не вижу их, Андрюша, хоть убей. Вчера была война, и вдруг мир. Ты оглядись — их десятки, сотни… Он не понимает, что, выиграв бой за компьютерный центр, мы проиграли все остальное? Или для него тайна, что людей сейчас можно пересчитать по пальцам?
— Дело не в распределении ресурсов, командир, — голос Андрея вдруг зазвучал глухо, будто он в напряжении ждал какого-то события.
— А в чем?
— В ком… — поправил его Лозин. — Во мне. В моей памяти, в посланиях адмирала.
— Хочешь начистоту? — Ван Хеллен искоса посмотрел на Андрея. — Я ничего не понимаю. Этим записям много лет. Что произошло после обрыва связи — неизвестно. Где сейчас находится «Тандем»? Что нам проку от этих знаний, если Мир остается Миром и нам жить в его скорлупе до скончания века?
— Я так не думаю, командир. Если системы «Тандема» выдержали Внешнюю Атаку и наш межрасовый конфликт, значит, корабль имеет огромный запас живучести. История регресса обратима. Мы можем вернуть знания, это очевидно, и, обладая ими, восстановить «Тандем».
— Андрей, оглядись вокруг. Зачем им люди? Неужели твой Дрог не понимает — одно последнее, незначительное усилие, и они станут тут полными хозяевами?
Лозин отрицательно покачал головой.
— Им не справиться в одиночку, — с уверенностью возразил он. — Подавляющая часть систем управления построена на основе наших технологий Только люди могут эффективно управлять всем комплексом «Тандема».
— Тогда почему мы столько лет бились насмерть? — Задал Доминик не дающий покоя вопрос. — Где логика?
— Ее нет, — согласился Андрей. — Виной всему Внешняя Атака, которую, вне сомнения, провели
— А зачем, мрак их всех раздери, ксенобиане решили захватить смежный сектор? — насупился Доминик. — Ты разве не видел их линии укреплений?
— Дрог все объяснил мне, — стараясь сохранять спокойствие, ответил Андрей. Сейчас ему приходилось общаться с Ван Хелленом очень осторожно, выдавая ему информацию малыми дозами, чтобы нечаянно не спровоцировать командира на новый срыв.
— «Тандем» нес на борту два сменных экипажа. Ксенобиане не нуждаются в криогенном сне, жизнь их разумных особей коротка по сравнению с нашей, но их выручает наследственный механизм общей генетической памяти. Каждый из новорожденных обладает опытом и реальными воспоминаниями прошлых поколений. Они — общественный разум, в отличие от нас, индивидов.