– Но когда человек говорит, что он слаб, речь обычно идет о спиртном, о наркотиках, о сексе – о том, что доставляет ему удовольствие. А взять в жены кошмарную мегеру – это, как ни крути, удовольствие ниже среднего.
– Наверное, какое-то удовольствие все же было. В какой-то момент.
– Пусть это останется тайной.
– Да, верно. Так вот. Отношения с женами, а следовательно и с детьми, безнадежно испорчены, в профессии тоже облом.
– Это как?
– Думаю, так же, как и у тебя. Мы должны были прославиться, Софи.
Мы прославились, вертелось у нее на языке, и она не видела причин, почему бы не сказать об этом вслух.
– Мы прославились.
– Да, засветились в сериалах, подснялись в телевизионных детективчиках. Это не наш уровень.
– Серьезно? Мы заслуживаем большего?
Клайв задержал на ней взгляд, и ей на миг показалось, что его задела ее ирония, но он продолжил бубнить:
– Посмотри на моих ровесников. Маккелен, Гэмбон, Бен Кингсли{97}… У них все в шоколаде. Предложений столько, что им некогда думать о старости. Нет, я понимаю, у тебя были периоды вынужденного простоя в связи с рождением детей, но все равно. Мы с тобой… как бы это сказать… были, да все вышли.
О, с этим она могла бы поспорить, здесь она могла бы схватить его за галстук – да-да, он был при галстуке, – раскачать ему голову и пару раз стукнуть лбом о стол. Многого ли они заслужили? Уж конечно больше, чем получили, это даже она поняла, хотя и не сразу. Но они должны что ни день на коленях благодарить Господа за все, что им было дано в обмен на совсем немногое. По молодости Софи была хороша собой, умела смешить, а позже, в зрелые годы, научилась и убеждать – по крайней мере, убеждать своих работодателей, – что она, женщина зрелых лет, понесла тяжелую утрату или возглавила таксопарк вместо оказавшегося за решеткой мужа. Эти способности были, по ее мнению, скромными. Однако же с их помощью она при необходимости могла бы содержать семью, купить дом, и не один, устроить детей в частные школы. Ее не обошли награды и глянцевые журналы, ее не обошла любовь. А позже, или почти одновременно, ей перепали деньги, чтобы создать книгу о своей жизни, о той жизни, которая и так уже была волшебной, расхваленной на все лады, не по заслугам усыпанной розами. И книга эта, «Барбара (и я)», разошлась мгновенно, принеся еще больше денег. А ведь она даже руку к ней не приложила! Текст написала за нее подруга – Диана! Софи хотела все это выложить Клайву, без обиняков, с презрением, но ведь ему не заказывали книг, не присуждали наград и, насколько она знала, не предлагали домашних фотосессий для женских журналов. Что-то его подтачивает, думала она; как видно, несоответствие собственным расчетам. Вся штука в том, что задачки он решал кое-как, но если никто до сих пор не указал ему на ошибки, то она и подавно промолчит.
– Ну ничего, – сказал он. – Хорошо, что есть возможность снова войти в привычную колею.
– Какая возможность?
Видимо, она что-то прослушала.
– Да этот спектакль.
– Ох, Клайв. Нашего спектакля никто не заметит.
Глядя на нее в упор, он явно пытался сообразить, не затеяла ли она какой-нибудь жестокий розыгрыш.
– Тогда почему этот Макс так суетится?
– Он планирует вытянуть немного денег из старичков в Истборне и поделиться с нами.
– И все?
– Думаю, да.
– Значит, тебе эти деньги нужны?
– Нет. А тебе?
– Да и я, наверное, без них обойдусь. А тогда зачем ты согласилась?
– Люблю работать. А работать со старыми знакомыми люблю вдвойне.
– Понимаю, – сказал Клайв. – А вот я в Штатах никого не люблю.
– Из двухсот миллионов?
– То есть никого из тех, кто изъявляет желание со мной работать.
– Ага.
Ей невольно подумалось: это все равно как расписывать, до какой степени ты не любишь съестное, не предупредив, что речь идет о надкушенном бутерброде, который завалялся в холодильнике.
– Знаешь, я хочу вернуться домой.
– А кто тебе мешает?
– Лос-Анджелес – поразительный город. Дело в том, что там…
– Ты ведь не собираешься мне расписывать, какая там погода? И какая планировка – без центра?
– Я думал, тебе интересно, – с легкой обидой сказал он.
– Один раз интересно было послушать, когда приятель вернулся из Калифорнии году в шестьдесят восьмом. А потом стало неинтересно.
– Как хочешь.
– Но у тебя наверняка есть особая причина для возвращения. Никто по доброй воле не уезжает из города, где с утра до вечера светит солнце. Все собираются, но как доходит до дела, так их нет.
– И почему же я, по-твоему, хочу вернуться?
– Понятия не имею. Керри действительно тебя бросила?
– Не знаю.
– Есть простой способ узнать: она живет у тебя в доме?
– Нет.
– Ну вот.
– Да она и раньше часто бывала в разъездах – то по делу, то без дела.
– А перед исчезновением она собиралась в командировку? Ты звонил ее агенту?
– Звонил. Он говорит, никакой командировки не было. Вообще разговор вышел неловкий.
– Тогда, видимо, надо исходить из того, что она тебя бросила.
– Вот и я стал склоняться к такому же выводу. Короче. Мне неохота в старости прозябать там без работы и без друзей.
– Ну, прозябай здесь.