Смешилка — это я!

— Кощунственно не выполнить полностью бабулины пожелания, — не слишком уверенно ответила я. И более убежденно добавила: — Она хотела подчеркнуть, что бытие не остановилось, что оно продолжается… И что даже торжествует!

— Тогда, может, и танцы устроить?

— Такой просьбы в завещании нет.

Ну а присутствующие на траурной церемонии слегка обалдели… Их взгляды блуждали по сторонам, точно искали бабулю. «Она предвидела свою кончину и заранее записалась?», «Она нас разыграла, чтобы наконец всех вместе собрать? И где-то здесь прячется?»

— Внучка выполняет завещание бабушки, — зачем-то угрюмо проинформировал папа.

Все дружно вспомнили, что я — Смешилка. «Лишь бы не вздумали аплодировать!» — заволновалась я. Но этого не случилось… Однако бытие, его продолжение, согласно бабулиной просьбе, торжествовало.

А я, вернувшись после поминок к себе в комнату, принялась перебирать бабулины фотографии. И, не слыша себя, рыдала.

Сзади меня обняла мама.

— Ты не представляешь себе, что такое… в любом возрасте лишиться матери!

— И не хочу себе это представлять…

Я не сказала, что лишиться бабули не менее страшно.

Мы с мамой приникли друг к другу. И слезы наши, казалось, перемешались.

А бабуля, не обращая внимания на черную ленту, опоясавшую портрет, со стены нам улыбалась.

Чтобы голос бабули не только по звуку, но и по сути был ее голосом, мне следовало набраться и ее знаний. Но на это бы ушли многие годы. И я придумала, как этот путь сократить.

Бабуля вчитывалась в творения великих, а потом знакомила меня с самыми впечатляющими строками и абзацами. Я же решила для начала знакомиться не с творениями, а напрямую с цитатами. Для этого отыскала в библиотеке увесистый сборник цитат под названием «В общении с мудрыми мыслями» — и стала выискивать из тех чужих мыслей наиболее мудрые. Такое общение мне очень нравилось: я умнела, как говорится, у себя на глазах.

Бабулин стул… тарелки, ложка, вилка, нож затаились на тех местах, которые они занимали при ее жизни. Только стул был незанятым, а столовые приборы были нетронутыми. И такими им предстояло остаться. Все приготовилось к молчаливому почитанию. Но вдруг возник голос бабули:

«Родные мои… Я всегда наслаждалась, когда вы с аппетитом уплетали мои кулинарные изготовления. И все же буду почти каждый день на несколько минут вас от еды отрывать. У меня теперь вдоволь времени, чтобы погружаться в раздумья о ваших делах и заботах, а когда вы все соберетесь за столом, делиться с вами своими соображениями.

Я надеюсь, что классическая литература, как и при мне, будет жить в нашем доме. Ну вот, к примеру: „Уж не жду от жизни ничего я…“ Так писал Лермонтов, потому что очень был жизнью разочарован. А я уж ничего не жду от жизни, так как она для меня завершилась. Но оговорюсь: она все же кончилась не совсем. Смешилка будет, как мы условились, приводить к вам мой голос.

И всюду страсти роковые,
И от суде́б защиты нет…

Так писал Пушкин. А если защиты нет, зачем сокрушаться о том, что болезнь настигла меня, а кто-то недосмотрел? Жить надо, как советовал Лев Толстой, сегодняшним днем. Ничего важного не откладывая. И безусловно, беспокоясь о дне завтрашнем… Только упаси вас Бог от беспокойства там, где для него нет оснований!»

Последнее я сказала персонально для мамы. Чтобы она в отсутствие бабули не принялась с удвоенной энергией оборонять меня от того, что могло представляться ей драмой, но ничего драматичного в себе не таило.

Бабулиным голосом я продолжала вещать:

«Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она.

Это тоже написал Пушкин… И к этому надо прислушаться. Зачем заменять счастье вредными привычками?»

Я намекала на вредную папину привычку курить, против которой восставала бабуля. Но от которой папа, как ни старался, не мог отделаться. После кончины бабули я дала себе клятву наблюдать за здоровьем родителей. А бабулин голос продолжал:

«Любви все возрасты покорны…

Это поет в опере „Евгений Онегин“ генерал — муж Татьяны. Но генерал имел в виду любовь в браке, в семье, а не вообще…»

Я для разнообразия сослалась на оперу… А привела ту строку, чтобы родители, хотя они и не забывали о своих — не таких уж юных! — годах, продолжали по-юному друг друга любить. Бабуля надежно скрепляла нашу семью, и я вознамерилась, подражая ей, это продолжить.

С цитатами я, кажется, переборщила. Но тем не менее мама и папа стали оглядываться, как гости оглядывались на поминках, словно ожидая, что вслед за бабулиным голосом появится и она сама. Убедившись, что этого не случится, мама резко отодвинула свою тарелку в сторону: ей было не до ужина.

— Ты воссоздала и ее голос, и ее образованность, — полушепотом отметила мама. И еще дальше отодвинула тарелку с едой.

Папа тоже отодвинул свой ужин.

— Она и для меня была матерью…

«Если так будет ежевечерне, они просто заболеют от голода…» — обеспокоилась я. И напомнила:

— Бабуля обожала, когда вы к ее ужинам припадали…