– Это торговый дом или картинная галерея? – осведомилась Элиза, отчасти чтобы нарушить молчание, которым её встретили. – Я ожидала увидеть стопки серебряных пенни до потолка, а созерцаю живописную группу, достойную кисти старых мастеров.
Никто не улыбнулся. Однако сцена и впрямь напоминала групповой портрет. Помещение было бы слишком тесным даже для булочной. Обстановку составляли две тяжёлые конторки, или
Даже если бы Элиза не видела лондонского представителя и двух его помощников раньше, она тут же узнала бы их по напряжённым позам. Все они вынуждены были стоять спиной к старому банкиру навытяжку, как будто его голубые глаза буравят им позвоночник.
Стряпчих было пятеро. По возрасту, качеству париков и осанистости Элиза заключила, что двое – мэтры, остальные трое – мелкие служащие. Мэтры стояли плечом к плечу с клиентами, служащие, как пакля, были запихнуты в щели между конторками и под лестницей, так, что формой менее всего напоминали человеческие существа. Хорошо, что утренняя тошнота прошла, не то запахом кофе, табака, гнилых зубов и немытых человеческих тел Элизу бы вынесло на Эксчендж-элли, где с ней бы случился припадок похлеще, чем с Ньютоном. А так у неё просто были все стимулы закончить разговор как можно быстрее.
– Здесь столько людей, что нет места для серебра, – сказала она. – Могу ли я заключить, что всё оно отправлено на Монетный двор для чеканки денег?
– Сударыня, – начал лондонский представитель, буквально читая по писанному, то есть по заготовленной бумажке. – Две недели, истекшие с тех пор, как вы представили векселя к оплате, были насыщены событиями. Дозвольте мне вкратце их изложить. Вы прибыли в тот день, когда с минуты на минуту ожидалась весть о французском вторжении. Цена на серебро была высока. Вы предъявили пять векселей. Один подлежал немедленной оплате, и мы по нему рассчитались. Четыре других подлежали оплате четвёртого июня по английскому календарю, то есть сегодня. Поскольку в Лондоне серебра было не добыть, мы отрядили курьера в наше амстердамское представительство. Менее чем через двенадцать часов после прибытия гонца из порта вышло судно, нагруженное серебром в количестве, достаточном для оплаты всех ваших четырёх векселей. При нормальном ходе событий оно вскоре было бы в Лондоне, и серебро перечеканили бы на монеты задолго до истечения срока действия векселей. Однако по пути его атаковали и захватили военные корабли, несущие французский флаг. Серебро и судно доставили в Дюнкерк, где они находятся и по сей час. Поскольку разбой вершился под французским флагом, наши голландские страховщики объявили, что ущерб причинён в результате военных действий и согласно условиям договора не подлежит возмещению.
– Вы не пытались купить серебро в Лондоне? – спросила Элиза. – После того, как французское вторжение отменилось, местный рынок наверняка им перенасыщен. Я даже слышала, что маркиз Равенскар две недели назад продал всё серебро, сколько у него было.
– Весть о пиратстве достигла моих клиентов только вчера, – вступил в разговор поверенный – маленький, росточком чуть больше Элизы, с лисьей повадкой. – Нет надобности говорить, что мой клиент тут же употребил все старания, чтобы приобрести местное серебро; но способность моего клиента к такого рода приобретениям зависит от репутации его торгового дома, каковая, заметьте, определяется не реальным состоянием его дел, а мнением прочих банкиров Сити… – Тут он невольно покосился на окно, под которым уже начали собираться вышеупомянутые банкиры или их посыльные.
– А она пострадала из-за пиратов, или страховщиков, или кого там ещё, – проговорила Элиза голосом, полным такого детского изумления, будто эта мысль только что пришла ей в голову.
– Мой клиент не станет комментировать ваши домыслы, – сказал поверенный. – Однако я должен поправить вас в части словоупотребления. Вы сказали «пираты». Пират не подчиняется ни одному государю. В данном случае правильнее говорить «капер». Вам известно, чем капер отличается от пирата, сударыня?
– Ну разумеется. Капер действует под флагом той или иной страны и, по сути, принадлежит к её военному флоту.