Смешанный brак

Первое «я» с брезгливым выражением выслушивало эту лабуду, набирало воздуха и выдавало: «Трижды ха-ха! Эти исследования порождены интересом энтомолога к экзотическим козявочкам! Надо же, как мило: беспризорники! Бедные и несчастные мои инфузории, давайте изучим вас под микроскопом, повернем анфас, сфотографируем в профиль, затем составим отчет о безвременной кончине миллиона козявочек! Напишем трактат, отправим копию в библиотеку Конгресса, пусть и там знают о гибели козявочек. Что? В тридцатые козявочки не гибли, а перековывались в горниле детдомов? О’кей, пусть напишет о перековке, и пусть тема обсуждается потом в ООН. А гендерный вопрос – это вообще нечто! Дабы ускорить его разрешение, я бы послала Кэтрин туда, где пенсионерки охраняют уголовниц с психическими отклонениями, и где охранник нагло пялит свои буркала, в воображении делая тебе минет. Или делая его твоей собеседнице (хотя это, говорят, практикуют и в натуре). Пусть, короче, побудет в моей шкуре, тогда буду ее уважать; а пока она бегает по лесбийским шоу, я этого делать не собираюсь!»

После такого убийственного аргумента (пусть побудут в моей шкуре!) второе «я» окончательно глохло, и первое, распоясавшись, над ним глумилось: «Да они же не видят дальше своего носа! Сытые, благополучные, имеющие возможность в любой момент вернуться в свои обустроенные дома, они напоминают новую номенклатуру! Да, да, не зря они поселились в этой партийной общаге, тут проглядывает нечто символическое: старую номенклатуру смыло волной перемен, но появилась новая, из Европ и Америк, теперь она командует парадом!». Презрение к «господам хорошим» защищало и поднимало в собственных глазах. Да если бы, думала Вера, кто-то из «сборной» узнал, какоерешение она приняла, он бы в штаны наделал! Памперс запросил бы, а потом билет на ближайший рейс, чтобы никогда не возвращаться в эту страну!

Решение заставляет Веру в очередной раз звонить знакомому: где, мол, обещанный фармацевт? Ах, уже нашел?! С меня причитается, то есть могу проставить коктейль в баре «Марабу». Почему в «Марабу»? Потому что это большая и грустная птица, чем-то напоминающая меня. Ладно, где находится твоя птица? В Царицыно?! Ну, ты совсем к черту на кулички забралась…

Бар выбран по принципу: пребывать в стороне от маршрутов прежних знакомых. Тем не менее, при встрече Вера решает подстраховаться:

– Никому не говори о большой и грустной птице, хорошо?

– Ты про этот шалман? – Знакомый по имени Коля с недоумением озирается. – Было б чего рекламировать… Место сбора местных алкашей?

– Не обижай свой народ. Он, как известно, до смерти работает, до полусмерти пьет.

– Видно, какие тут работнички сидят… – бормочет Коля. – Ладно, буду молчать о твоей новой явке. Хотя фармацевт придет именно сюда, ты уж извини.

– Фармацевт пусть приходит, он мне никто.

Коля молчит, хотя по лицу видно – очень хочет спросить: нафига козе баян? То есть фармацевт?

– Чего вытаращился? Снотворное мне нужно, ясно тебе? Знаешь, что такое «Имован»?

– Не-а, – крутит головой Коля, – не знаю.

– Желаю тебе и дальше не знать. А я без него не засыпаю.

– А…

– А без рецепта снотворное не отпускают, потому и нужен фармацевт! Еще вопросы есть?

– Не-а, – говорит Коля, пригубливая коктейль.

«А ты, Коля-Николай, явно имеешь на меня виды! – вдруг понимает Вера. – Неровно ко мне дышишь, не исключено, еще и замуж позовешь!» Ей вдруг делается смешно: надо же, чего в голову себе вбил, астроном несчастный! Ну, переспали раз, вроде неплохо получилось, до утра терзали друг друга, а в промежутках между соитиями говорили о звездах. Завернувшись в одеяла, они усаживались на подоконник с бокалами «Изабеллы» и, прихлебывая, таращились в небо под аккомпанемент Колиных разъяснений. Вон там, мол, Скорпион, здесь – Телец, а тут Дева! Где, где она? Кто? Дева. Да вот же она! Обнявшись, они закатывались в хохоте, астроном подхватывал ее на руки, тащил в кровать, и опять начиналось сплетенье рук, сплетенье ног… Увы, в судьбы сплетенье связь не переросла, потому что случилось событие, перевернувшее всю жизнь. Коля, что называется, вошел в положение, пытался успокаивать, предлагал куда-то уехать месяца на два, а еще лучше – на полгода. Но Вера отмалчивалась, уйдя в себя. Если использовать терминологию астронома, она стала выгоревшей звездой, погасшим светилом, внутри которого кончилось термоядерное горючее. «А что потом с ними происходит?» – спросила она, узнав о существовании выгоревших звезд. «Такие звезды взрываются», – ответил Коля, что тоже напоминало ее, Веру. Для жизни у нее горючего не хватало, а вот для взрыва – вполне, и Коля-Николай, у которого, по счастью, имеются знакомые фармацевты, в этом ей поможет.

– Ну и где твой кадр с рецептами? Позвони, поторопи его, что ли…

Потыкав в кнопки мобильного, Коля разводит руками: вне зоны доступа, не иначе в метро едет. А затем, кашлянув, говорит:

– Все это жутко, конечно, но уходить в свою раковину, как улитка, не стоит. Жить все равно надо. Помнишь, мы говорили про Канта? Которого больше всего удивляло звездное небо над головой…