Читаем Смешанные мнения и изречения полностью

Невозможность дальнейшего противодействия признанию этого доказывают отчаянные и невероятные позы и корчи тех, которые еще восстают и продолжают вести борьбу. — В настоящее время ход их мыслей приблизительно таков: «Итак, ни один человек не ответствен? И однако все полны чувства вины? Должен же быть кто-нибудь виновником: если невозможно и непозволительно обвинять и осуждать отдельную личность, несчастную волну в необходимой игре волн бытия, то виновницей должна быть сама игра волн, само бытие; в нем кроется свободная воля; против него необходимо выступить с обвинением, с осуждением, с требованием покаяния, искупления: виновницей тогда является всемирная история, с своим самоосуждением и самоубийством, и злодей, таким образом, должен быть собственным судьей, судья — собственным палачом». Таков последний вывод из борьбы учения о безусловной нравственности с учением о безусловной несвободе; он был бы ужасен, если бы представлял нечто большее, чем логическую гримасу, чем отвратительную ужимку побежденной мысли, если бы он был борьбою на смерть отчаявшегося и ищущего спасения сердца, которому безумие нашептывает: «Смотри, ты, агнец, носящий грехи бытия». — Ошибка лежит не только в чувстве «я ответствен», но также и в противоположном ему чувстве: «Не я виновен, но кто-нибудь другой должен быть виновен». Это-то именно не верно. Философ, следовательно, должен сказать подобно Христу «не судите!», и последнее отличие философских умов от нефилософских лежит в том, что первые хотят быть справедливыми, последние же — судьями.

34

Самопожертвование. — Вы думаете, что признаком морального поведения является самопожертвование? Но подумайте только, разве при всяком поступке, как самом плохом, так и самом хорошем, если только он совершается обдуманно, не бывает самопожертвования.

35

Против ложных исследователей нравственности. — Необходимо знать самое лучшее и самое худшее, на что способен человек в мыслях и делах, чтобы судить, как сильна его нравственная природа и что из нее будет. Но определить это невозможно.

36

Змеиное жало. — Есть ли в нас змеиное жало или нет, обнаруживается тотчас, когда на нас наступят. Женщина или мать сказала бы, когда наступят на любимого нами человека или на нашего ребенка. Наш характер определяется больше потребностью в известных приключениях, чем тем, что переживается.

37

Обман в любви. — Человек забывает кое-что из своего прошлого и делает это с умыслом; именно, нам хочется, чтобы наш образ, освещающий нас светом прошлого, обманывал нас, ласкал наше самомнение — и мы постоянно трудимся над этим самообманом. Вы, так много говорящие и кричащие о «самозабвении в любви», о «возвышении своего я в другой личности», неужели вы думаете, что это не то же самое? И вот, человек разбивает зеркало, поэтизирует из себя другую личность, которой он восхищается и в которой наслаждается новым видом своего я, под именем другой личности; но весь этот процесс — разве не самообман, разве не самообожание? Я думаю, что люди, скрывающие от себя что-либо из своего прошлого и скрывающие от себя всего себя, — сходятся в том, что грабят из общей сокровищницы познания. Отсюда ясно, от какого преступления предостерегает изречение «познай самого себя».

38

К людям, отрицающим в себе тщеславие. — Кто отрицает свое тщеславие, тот обыкновенно обладает им в такой грубой форме, что инстинктивно закрывает перед ним глаза, чтобы по необходимости не презирать самого себя.

39

Почему глупые так часто злы. — Когда наша голова бессильна отвечать на возражения противника, на них отвечает наше сердце и отвечает критикой мотивов возражений.

40

Искусство моральных исключений. — Есть искусство, указывающее и прославляющее исключения нравственности (там именно — где дурно добро и несправедлива справедливость) и отводящая им первое место. Нужно прибегать к этому искусству по возможности редко, и так же, как покупая или продавая что-нибудь цыганам необходимо опасаться — чтобы не лишиться больше того, что сам приобретешь.

41

Приятное и неприятное в яде. — Единственный решительный аргумент, удерживавший во все времена людей от принятия яда — был не тот, что он убивает, а что у него неприятный вкус.

42

Мир без чувства греховности. — Если бы люди совершали только поступки, не вызывающие никаких угрызений совести, то человеческий мир все же казался бы достаточно дурным и обманчивым, хотя и не таким болезненным и жалким, как теперь. — Всегда было достаточно дурных людей, не испытывавших угрызений совести, и многим хорошим и мужественным чистота совести не доставляла наслаждения.

43

Совестливые люди. — Следовать голосу своей совести удобнее, чем голосу рассудка; ведь при дурном исходе у совести найдется всегда оправдание и утешение. Потому-то так много совестливых людей и так мало разумных.

44
Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное