Смертеплаватели

Уже во владениях Всемира девушки рубятся с подбегающими росами. Сражение пьянит Аису, словно перебродивший кумыс. Которую голову она отсечёт — залог скорой свадьбы с Гаталом? Бородатые медведистые мужики в длинных полотняных рубахах, хозяева града, машут мечами и дубинами деловито, сноровисто, будто снопы обмолачивают на току. Когда сайрима оттесняют их к домам, в драку вмешиваются жёны росов. Они коренасты и свирепы; в руках серпы, косы, охотничьи рогатины. Одна выплескивает на бойцов Таби горшок с кипятком; визжит ослеплённая подруга. Ногу Аисы обхватывает, вцепляется зубами белобрысая девчушка лет пяти, глаза её полны недетской ненависти… Нет, это не поединщица. Детскую голову приносить стыдно, как и голову, отрезанную у трупа. Оторвав от себя, Аиса отшвыривает визжащего ребёнка.

За спинами защитников града, за соломенными крышами мазанок, в клубах пыли раздаётся боевой клич племени. Оттуда с лязгом клинков наступает вторая девичья цепь, левое крыло. Поднялись, успели, взяли вал! Вот-вот сомкнутся крылья отряда; смятые росы хлынут на западный склон, навстречу уже натягивающей луки центральной группе за рекой. Конец мятежному Всемирову роду, страшный пример другим земляным червям…

Нет. Не так уж всё просто. Остатки росов вправду отходят, но не к западу. На юге града — бугор, где сбились, словно в страхе, выводком опят на пне грубо вытесанные из брёвен боги росские. Таращат идолы охряные глаза, а вокруг них уже тройное людское кольцо. Наружный круг слагают поверженные: тесно переплелись, обнялись крепко напоследок сайрима и росы — кто шевелится ещё, кто бездыханен. Внутри сжимают кольцо девушки, ощетиненные клинками и копьями, пытаются стиснуть и перебить врагов, прижатых к бугру. А у самого капища, привалясь друг к другу плечами, из последних сил держа оружие, сплошь залитые кровью, отчаянно бьются последние родичи Всемира, от старца дряхлого до той самой неистовой девчушки.

Копотно горит солома на мазанках, подожжённых по приказу Таби. Кому нужны рабы и данники, столь бешено непокорные? Теперь смерти подлежат и старцы в домах, и матери с грудными. Не бывать граду!..

Но — не всесильна одноглазая. Тщетно пытается она удержать невест, отвести назад от идольского бугра, выстроить в широкий круг, чтобы, не теряя больше бойцов, стрелами издали перебить росов. Куда там! Слепые и глухие от ярости, не чуя боли, порой и друг друга раня мечами, девушки рвутся искрошить упрямых земляных червей…

Прямо перед Аисой вертит над собой чудовищную секиру седой, угрюмый воин. Золотой обруч на длинных волосах его, на могучих плечах красный плащ, рубаха богато вышита. Должно быть, это сам родоводитель Всемир, подобный матёрому секачу, осаждённому сворой разъярённых псов… Наседают невесты, добыча завидная: такую бы головищу да привесить к седлу!

Ага, вот и Аисе поединщик! Махая боевым чеканом, заступает ей дорогу юнец — темноглазый, быстрый, нервный, чем-то похожий на Гатала. Чудно было бы — именно эту голову поднести Гаталовой строгой мамаше… Лютует парень, бранится, брызгая слюной; наскакивает и пятится. Трусит малость, отводит глаза перед бешеной девкой. Хоть и редко злится отец, старый Радко, но именно от него слышала Аиса это росское слово: сука…

Вспотел юный рубака, сбросил накинутую козью шкуру. Ни шрама на гладкой груди: должно быть, подобно Аисе, ведёт он — не с товарищем играючи! — свой первый настоящий бой.

Устав отбивать неуклюжие, но сильные удары, Аиса делает точный нижний выпад… Парень, отпрянув и невольно замерев, с удивлением смотрит, как толчками выплёскивается кровь из его пробитого живота. Использовав заминку, она отсекает ему руку с чеканом, затем наотмашь бьёт по шее…

Тут оно и случается. Словно дубовый истукан росский, ожив, прихлопывает её ручищей. Даже не лезвием, обухом в висок маханул Аису вождь Всемир. И не она уже, а кто-то другой, вылетевший из её тела, отрешённо смотрит, как седой громадный воин, уронив секиру, склоняется над обезглавленным пареньком, легко поднимает мёртвого… и неожиданно тонким, молящим голосом кличет: «Сыне, сыне!..»

…Вот так же, без видимого усилия, поднял бы сейчас Аису старый, изработанный, но ещё такой крепкий Радко; унёс бы, называя детскими именами. Забери меня отсюда, отец…

Поздно. В разбитую, брошенную под ноги сражающихся оболочку не вернётся жизнь. Будто кумыс вытек из расколотого кувшина. Конец.

III. Фрагменты исторической справки, подготовленной Рагнаром Даниельсеном для открытых. 3473 год

…в ста лье от полушария,

Будут жить без закона, свободные от политики.

Мишель Нострадамус. Центурия VI, катрен V