Смертеплаватели

Толстые крылья напряжённо изгибаются, словно заключая в объятия крошечную перед «мотыльком» Виолу. Они стоят друг перед другом, пилот — и её мыслящий, вполне живой, хотя и не природной жизнью, корабль по имени Кармин. Без малого триста лет, с тех пор, как были созданы одушевлённые, сознательные корабли, корабли-друзья, они почти не разлучались, Виола и её Кармин; внепространственные прыжки разведывательных полётов бросали их к самым дальним, невообразимым мирам. Теперь Виола — одна из первых энергетов, в самой полной мере овладевших динамикой — больше не нуждается в ездовом существе. Регулируя вероятность, она может прогуляться хоть за пределы Галактики. Да, вероятность теперь послушна воле энергета: он просто делает наиболее возможным свое нахождение не здесь, а там…

Но всё это Кармину неизвестно, да и неинтересно. Он привязан к лётчице, словно старый верный конь к хозяину, взрастившему его с первых жеребячьих дней, — словно конь, проделавший многие боевые походы, неся в седле единственного, незаменимого человека. Он не представляет себе, да и не хочет представлять, как они расстанутся с Виолой. И вообще, почему они должны разлучаться?! Разве поглупел Кармин, ослабел, стал медленнее двигаться или хуже находить цель экспедиции? Может быть, хозяйка недовольна посадкой на малой тяге, дрейфом или маневрированием? Пусть скажет! Кармин готов всё исправить. Он в великолепной форме. Он здоров, бодр, полон сил и может хоть сейчас ринуться к пределам разбухающего мироздания!..

Не разжимая губ, отвечает кораблю Виола, что тоже очень его любит и не желает расставаться. Просто — окончилось время полётов. Теперь Кармин может отдыхать, бродя по этому бескрайнему лугу, куда именно для отдыха поместила его хозяйка. Пусть предаётся воспоминаниям, или летает сам, куда ему угодно; или, если захочет, пусть перебирается в Сферу, где Виола не оставит его вниманием и лаской. Возможно, Кармин желает общества себе подобных? Что ж, и это нетрудно устроить. Много живых кораблей осиротело в последние годы… Собирайтесь вместе, беседуйте, веселитесь! Виола найдёт товарищей-ветеранов своему давнему доброму другу… Нет? Ну, что ж: иногда она сама будет занимать место в его лобной пазухе — кабине; вдвоём они вновь посетят памятные миры, прекрасные или пугающие… Да и, в конце концов, далеко не все люди стали энергетами. Виола могла бы познакомить Кармина с хорошим, заботливым пилотом…

Вспышкой незримого, но на миг ослепившего и отбросившего Виолу гнева стал ответ корабля.

«В мой луг под уздцы отведите», вспоминается Алексею. «Купайте, кормите отборным зерном…» Но нет! В этой полумеханической душе, в этом черепе-процессоре не найдётся места гробовой змее. Всё иначе, проще и грустнее.

В отличие от Олегова коня, корабль Виолы, более чуткий, чем кровный жеребец, более послушный, чем собака, более могучий, чем слон, — не смиряется и не уходит пастись в эфирные поля. Разом вознесясь над Виолой, словно всплывающая манта, он играет по крыльям переливами клюквенного, кирпичного, оранжевого… не за то ли получил своё имя? Ведя хоровод, мерцают белые сферические глаза. Всё выше поднимается Кармин; багряным листком, трепещущим пламенем зависает среди светил… и вдруг сам становится звездой. Слепящей, сверхновой! Струи огня брызжут во все стороны, пронзая черноту. Горестный похоронный фейерверк…

Словно издали дошедшая взрывная волна от гибели Кармина, окатывает меня отчаяние Виолы. Не стыдясь, посреди поля звёздной пыли плачет навзрыд неуязвимая, вездесущая…

Да уж! За последнюю тысячу лет выращено столько биосистем, неотличимых от природных… Какое там — неотличимых! Превосходящих, намного превосходящих всё, что смогла эволюция. Они были разумны, преданы людям, прекрасно служили и совершенно преобразили нашу жизнь. Они заслужили воскрешение, — наверное, не меньше, чем любимый слон царя Чандрагупты. Все эти киборги, биорги, мыслящие сети и комплексы. Должно быть, посложнее будет с восстановлением виртуальных мыслящих систем, всех этих кванто- и гравипьютеров… уж очень эфемерны. Хотя… в новом мире я уже постиг простую вещь: разницы между «вещественным» и «невещественным» и вправду нет никакой! Ну, скажите, чем отличны по степени материальности атомы, слагающие некий предмет, от электронов, создающих его изображение на телеэкране? От ионов калия и натрия, рисующих образ того же предмета в нашем мозгу?! Тем, что предмет иногда можно пощупать? Но ведь осязательные ощущения тоже легко моделируются. Во сне мы берём яблоко, откусываем от него; то же самое преспокойно внушали вита-проекторы или сублиматоры 2180-х. Британские пехотинцы Первой мировой, идя в атаку, видели во главе своих колонн лучников Креси, рыцарей Азенкура[106], — чем, кроме плотности и массы, отличались эти мозговые призраки от живых воинов?! А уж если речь зайдёт о радуге или о полярном сиянии — тут я совсем не вижу разницы между оригиналом и воспроизведением, «реальностью» и «иллюзией»…