Смертельный выстрел

— Будь женщиной, Елена, настоящей, сильной женщиной, какой ты всегда была на самом деле. Не думай больше о нем. Новый мир, новая жизнь открываются перед тобою и передо мною. Вырви Чарльза Кленси из своего сердца и брось на ветер всякое воспоминание, всякую мысль о нем. Повторяю тебе, будь женщиной, будь сама собою. Забудь прошедшее и в будущем думай только о нашем отце.

Слова эти произвели действие, подобное электрическому току и прикосновению целительного бальзама. Они задели струну дочерней любви.

Елена обняла сестру, поцеловала ее в розовые щеки и сказала:

— Сестра, ты меня спасла.

Глава XX. ОБЪЯТИЯ ПРИВИДЕНИЯ

— Сестра, ты меня спасла!

Это сказала Елена Армстронг, уронив голову на плечо сестры.

Джесси поцеловала сестру, но, тем не менее, она не могла понять значения ее слов. Она также не могла объяснить себе конвульсивной дрожи сестры.

Елена не дала ей времени обратиться к ней с вопросами.

— Иди, — сказала она, подталкивая Джесси к двери, — ступай, устраивай игру, а я сейчас присоединюсь к вам.

Джесси, обрадовавшись этой перемене настроения, не сделала никаких замечаний и спустилась в каюту. Не успела она уйти, как Елена повернулась к реке и подошла к перилам. Колесо вертелось, по-прежнему разбрызгивая воду и устилая красноватой пеною поверхность реки.

Теперь Елена уже не собиралась более бросаться в холодный омут.

«Прежде, чем начнется игра в двадцать одно, — подумала она, — вот колода карт, которую я должна раздать, и его портрет в том числе».

И она вынула пакет писем, очевидно, старых, перевязанных голубой ленточкою. Она брала их поочередно, разрывала пополам и бросала в волны.

Когда она взяла последнее письмо, осталась только фотографическая карточка Чарльза Кленси, которую он как-то дал ей, стоя у ее ног с мольбою о взаимности. Она не разорвала ее надвое, хотя, казалось, и думала с минуту об этом. Она внимательно посмотрела на портрет при лунном свете. Странные воспоминания всплыли в ее душе при взгляде на эти черты, неизгладимо взиравшие в ее сердце. Она смотрела на них в последний раз, надеясь изгнать этот образ из своего сердца.

Кто мог бы сказать, что происходит у нее в душе? Кто мог бы описать ее отчаяние? В эту минуту ей почудились слова сестры, как если бы их повторило эхо, выходившее из волн: «Будем думать только о нашем отце».

Эта мысль укрепила ее. Подойдя к краю перил, она бросила карточку на колесо и сказала:

— Иди, образ вероломца, которого я так любила, и разорвися, как он разорвал мое сердце!

Вздох, исторгшийся у нее из груди, когда она бросила карточку, походил скорее на стон отчаяния.

Она, по-видимому, мало была расположена принять участие в игре или в каких-нибудь других развлечениях. Не оправившись еще от волнения и зная, что следы его должны были отражаться у нее на лице, она обошла вокруг дамской комнаты и, прежде чем вступить в ярко освещенную залу, отправилась в свою каюту, взглянуть на себя в зеркало, оправить платье, прическу, может быть, даже изменить выражение лица — что показалось бы тривиальным в мужчине, но что весьма важно для женщины, даже когда она находится в горе и печали. Нельзя порицать за это женщину. Она руководствуется инстинктом, тайною пружиною своего влияния и своей власти.

Желая исправить туалет, Елена Армстронг поступила чисто по-женски и только.

Прежде, чем войти в свою комнату, она остановилась у двери и оборотилась к реке, к берегу которой пароход подошел так близко, что ветви больших деревьев почти касались его крыши. Это были кипарисы, увешанные испанским мхом, фестоны которого походили на саван. Один из них, обнаженный, простирал вперед свои голые ветви, убеленные временем и суставчатые, словно руки скелета.

Фантастический вид этот заставил ее вздрогнуть, когда пароход быстро прошел мимо этого места, облитого лунным светом.

Она почувствовала облегчение, когда пароход вступил в тень, но это облегчение длилось всего лишь несколько секунд, потому что под тенью кипарисов при колеблющемся блеске светлячков, она увидела вдруг между деревьями наравне с крышею лицо Чарльза Кленси.

Конечно, это вздор, Чарльз Кленси не мог быть там ни на деревьях, ни на земле; это был обман чувств, не более. Но Елена Армстронг не имела времени сообразить это. Прежде, чем лицо неверного ее друга исчезло из вида, две черные, жилистые руки протянулись к ней, грубо схватили ее за талию и подняли на воздух.

Глава XXI. ЧТО С НЕЮ БЫЛО

Елена Армстронг чувствовала, как она поднялась в воздух, или, вернее, она несколько секунд видела, как пароход прошел под нею, видела сестру, которая бросилась на галерею, испустив резкий крик в ответ на крик Елены. Когда последняя закричала во второй раз, страшные руки выпустили ее, и она упала с большой высоты. Вода ослабила падение. От сильного удара она, однако, почти лишилась чувств. В ушах у нее шумело, она чувствовала, как ей захватывает горло — словом, испытала чувство, предшествующее удушению.

Все пассажиры бросились на палубу.