Смерть в редакции (ЛП)

— Вы знаете, — продолжала Хэрриет, когда Уилкинс умер, большинство директоров компании ждали, что я сяду в лужу. Признаюсь, что первые несколько месяцев я пребывала в ужасе, но в то же время была преисполнена решимости сохранить газету в том виде, в каком ее задумал мой муж, и оставить ее в руках семьи.

— Неужели все остальные стремились к иному? — спросил Вульф.

— О, я вовсе не хотела сказать, что являлась единственной спасительницей газеты, — ответила она. — Боже, как претенциозно все прозвучало. Но то, что я хочу сказать далее, может показаться вам паранойей. Все остальные члены семьи с самого начала выступали против меня. И это неоспоримый факт. Я вышла замуж за Уилкинса меньше чем через год после смерти его первой жены. Его дети, Дэвид и Донна, которые в то время были подростками, даже не пытались скрывать свои чувства. Они относились ко мне как к чужой.

— После того как они стали старше, отношение изменилось?

— Неприятие еще больше усилилось, если это можно считать изменением. Нет-нет, внешне наши отношения всегда носили вполне цивилизованный характер. В присутствии Уилкинса дети были вежливы и даже заботливы. Однако это был не более чем фасад. Фасад тут же осыпался, когда Уилкинс скончался, и из завещания выяснилось, что большая часть активов «Газетт» досталась мне. Их недовольство тогда впервые прорвалось наружу. Особенно гневался Дэвид. Но я знала, Уилкинс хотел, чтобы газетой управляла я, и я …

— И вы сделали «Газетт» таким великолепным изданием, о котором Уилкинс мог только мечтать, — вмешался Дин.

Он потянулся вперед и положил ладонь на руку Хэрриет. Жеста более трогательного придумать было просто невозможно.

— Эллиот, если бы он был жив, газета была бы точно такой или даже лучше, — произнесла она тоном, которым обычно делают выговор шестилетнему ребенку. — Так или иначе, мистер Вульф, все эти годы я упорно трудилась — временами даже слишком, — чтобы утвердить себя и показать всем, на что я способна. Иногда я была жесткой или даже жестокой. Мне известно, что мои служащие называют меня «Железной Девой» или «Бессердечной Хэрриет».

— Не говорите так! — воскликнул Дин, схватив ее за руку.

— Но это же правда, — сказала она, спокойно освобождаясь от захвата. — Я знаю за собой такую черту, и в некотором роде, как это ни странно звучит, горжусь ею. Может быть, потому, что у меня ранее не было никакого опыта управления. В маленьком южном городке, где я выросла, юные леди не должны были пачкать свои пальчики участием в коммерческих предприятиях. И мой первый супруг, который в финансовом отношении вполне процветал, не хотел, чтобы я каким-то образом вмешивалась в его бизнес, поэтому я вступила в зрелый возраст, будучи в полном неведении об окружающем мире. Все свое время в Джорджии, да и позже, когда мы переехали на север, я тратила на то, что в нашем кругу называли «Добрые дела» — на благотворительность разного рода.

— Перейдем к вашему второму браку, — сказал Вульф, оставив ее излияния без всяких комментариев. — Мистер Хаверхилл взял на себя труд обучить вас азам менеджмента?

Хэрриет нахмурила брови и, склонив голову набок, ответила:

— Думаю, так можно выразиться, хотя вряд ли уместно говорить о формальном обучении. Но газета поглощала его полностью, и он обожал обсуждать со мной все проблемы: рекламу, тиражи и распространение, вопросы подачи новостей, административные вопросы и даже содержание здания редакции. Когда он увидел, что мне это интересно, он начал посвящать меня во все новые и новые детали, и через несколько месяцев дело дошло до того, что он начал иногда спрашивать моего совета.

— Дети, вне всякого сомнения, выступали против этого?

— Да, и в первую очередь Дэвид. По правде говоря, бедный Дэвид просто приходил в ярость. Я всегда подозревала, что в качестве оправдания своей склонности к алкоголю, он использовал отношение своего отца ко мне. Но не будем отклоняться от главного, мистер Вульф. Действительной причиной моего визита, как вы понимаете, послужила ваша страница в «Нью-Йорк таймс».

— Да, конечно, — кивнул Вульф.

«Да, она личность действительно незаурядная, — думал я. — Интригующая смесь жесткости, честности и женственности». Я начал понимать, как ей удалось добиться такого успеха. Это же, судя по всему, начал понимать и Вульф. Я всегда могу сказать, когда он одобрительно смотрит на женщину, хотя такое случается крайне редко. Возможно, никто, кроме меня, неспособен заметить, как он слегка расслабляется.

— Мистер Вульф, — сказала она, приглаживая великолепно скроенную юбку наманикюренными пальцами, — не будем ходить вокруг да около. Меня ужасно беспокоит судьба «Газетт», и я…

— Хэрриет, стоит ли вам говорить об этом с незнакомым человеком? — вмешался Дин. У него вновь был вид всего лишь лояльного адвоката.

— Эллиот, я знаю, что делаю, — сказала она с оттенком той же жесткости в голосе; Повернувшись к Вульфу, Хэрриет продолжила: — Итак, я начала говорить о том, что меня беспокоит судьба «Газетт» и мне хочется узнать настоящую причину появления вашей публикации в «Таймс».

«И мне тоже», — подумал я.