Смерть в Киеве

Дулеб чувствовал полнейшее бессилье перед этим человеком. Если бы он заметил в нем хотя бы зародыш какой-нибудь болезни, сразу же получил бы над ним власть, которую лекарь всегда имеет над немощным, но Юрий не поддавался своим летам, - видно, в жизни этого человека было либо много радостей, поднимающих дух и укрепляющих тело, либо же бесконечное множество работы, которая закаляет дух и укрепляет плоть, так что человек не ослабевает, как гнилое дерево, не идет к своему концу в болезнях и терпении, а умирает, когда должна наступить смерть, сразу же, подобно лесному дубу, сломанному бурей у самого корня.

Князь нагонял страх одним своим именем: Долгорукий. Словно бы простирал свои длинные, цепкие, загребущие руки над всеми землями, до отдаленнейших уголков, во все вмешивался, все хватал, все хотел присвоить. Хотя так о нем думали только властители: князья, бояре, воеводы. Простой люд, видимо, прозвал князя Долгоруким за щедрость, за готовность помогать человеку, за то, что раздавал милостыню, отворял княжеские житницы в голодные годы, кормил множество сирот, немощных, бездомных, несчастных, бесприютных людей, в которых никогда не было недостатка в Залесских землях. Хоть так, хоть иначе, Долгорукий должен был быть сильным, решительным, может и суровым внешне, как приличествует всем тем, кто не колеблется в поступках, в особенности же в делах добрых и справедливых.

За завтраком Юрий снова пил свое просяное пиво, князь Андрей тоже последовал примеру отца и прихлебывал янтарный напиток, запивая холодное мясо; Ростислав морщился, наблюдал, как отец и брат шумно пьют пиво, отхлебнул немного меда, нацеженного ему чашником из драгоценного серебряного жбана; видно, мед для Ростислава привозили откуда-то издалека, чуть ли не от самих ромеев, или же тут сытили его большие знатоки и долго выдерживали в старых бочках, придающих напитку тот неповторимый вкус и запах, который встретишь только среди выдержанных медов Русской земли.

Рассиживаться с утра никто не стал, - каждый из дружинников, перекусив на ходу, хлопотал возле коней; готовился в дорогу и Иваница, за столом сидели только князья и Дулеб, молча ели, потом Юрий спросил:

- На остров как добрались: вброд?

- На лодьях, - ответил Андрей, а Ростислав снова покровительственно улыбнулся на простецкий вопрос отца: разве же кто-нибудь мог допустить, чтобы он, пышный и роскошно-прекрасный князь Ростислав, барахтался в этой холодной, мутной воде?

- Нашли меня как? - допытывался Юрий.

- Язык до Киева доведет, - сказал Андрей, теперь оба княжича улыбались чуточку покровительственно, потому что как ни пробивался отец к Киеву, но не доводил его туда ни язык, ни копье, ни меч.

- Глеб просит помощи, - повторил Андрей, - передает, что не выдержит один всю зиму.

- Зимой пошлем дружину, - спокойно промолвил Юрий.

- Откладывать негоже, - Андрей поискал глазами поддержки у Ростислава, и тот всем своим видом показывал, что согласен с братом и заранее отбрасывает все слова князя Юрия, о которых мало сказать, что они нерешительные.

- Я не бог, - подлил себе пива Юрий, - реки не смогу заморозить. Давно бы уже должна наступить зима, да медлит. Может, Изяслав умолил бога, чтобы он отрезал нас на какое-то время от Чернигова и Киева, пока там Мстиславичи жгут города.

- Пошел бы и по этой воде, - вздохнул Андрей, - пусти меня, отче, пробьюсь.

- Знаешь вельми хорошо, что не отпущу тебя. И никого не отпущу, пока дорога не установится. Много уже мы ходили туда, да все без толку. Вот Ростислава еще пошлю.

- Почему Ростислава? - подскочил Андрей.

- Взгляни-ка на него: князь из князей! Он самим своим видом нагонит страху на Мстиславичей, придут они поклоняться и целовать руку.

Ростислав и впрямь положил на стол толстую, белую, холеную руку, хоть тотчас же и целуй кто хочет.

- Я пойду, - сказал он, небрежно цедя слова, - почему бы мне не идти? Который уж год сижу без земли. Могло и надоесть. Унижает мое достоинство жить такими харчами, князь Юрий. Но уж коли пойду на юг, то не сяду ни в Курске, ни в Чернигове, ни в Переяславе, а ударю на Киев! Добуду тебе золотой Киевский стол одним махом!

- Любо мне слушать такую речь, но увижу ли Киевский стол и гоже ли мне думать о том дне, сыновья мои? - вздохнул Юрий, и только Дулеб уловил в этом вздохе что-то напускное, а оба младшие князья встревожились не на шутку и почти одновременно воскликнули:

- Что с тобою, княже? Что?

- Вот, - указал Юрий на Дулеба, - посланец от Изяслава. Посол и судья. Назвал меня убийцей.

- Тебя? Убийцей? - Андрей вскочил из-за стола, взялся за меч.

Ростислав тоже пошевельнулся угрожающе, и в этом движении было куда больше угрозы, чем в намерении Андрея достать из ножен меч.

- Скажи им, лекарь, пусть знают.