Смерть в доке Виктория

Фрина мирно проспала явление Руперта и Эстеллы Андервуд, которые охотно приняли приглашение отведать обед, приготовленный госпожой Батлер. Не составило никакого труда завести с ними разговор о Воддингтон-Форсайтах.

– Да, Пол очень расстроился, когда его сестра пропала. Какая-то дама звонила вчера маме, спрашивала, не видели ли мы Алисию.

– А вы видели? – с деланым равнодушием поинтересовалась Джейн, передавая пирожные с кремом.

За последние два дня Джейн съела столько пирожных, сколько прежде и представить себе не могла, так что теперь была в состоянии почти равнодушно смотреть на любые сладости.

– Нет! Пол, конечно, заходил. Бедняга! По уши влюблен в свою мачеху, представляете? Совершенно голову потерял. Ей двадцать пять, все же она для него старовата.

– Почти старуха, – поддакнула сестра. – Но мне кажется, что вы несправедливы к Алисии. Она хорошая девочка, очень религиозная. Монастырь у нее с языка не сходил, всегда хотела стать монахиней. Из нее бы вышла прекрасная монашка, но отец забрал ее из монастыря, а она была там так счастлива. Он отдал ее в обычную школу, и тогда Алисия превратилась в гадкую шантажистку. Иначе и быть не могло. А с какой стати ее папаша вбил себе в голову, что Алисия должна удачно выйти замуж? Ну просто доисторические нравы!

– А разве ты, Эстелла, не собираешься выходить замуж?

– Собираюсь, конечно, но уж не по папиной указке.

– Не думаю, что Пол женится, – заметил Руперт. – Он вечно твердит о совершенной любви и тому подобном. Начитался Рёскина. [38]Как и я, хочет «гореть суровым алмазным пламенем», [39]а разве такое возможно, когда ты в браке и у тебя полным-полно детей, так что хлопот с ними не оберешься?

Руперт не мог простить свою мать за то, что она продолжала рожать детей после того, как произвела на свет Руперта – воплощенный венец творения. Но все же он снисходил до своей сестры, чья очевидная невзрачность выгодно оттеняла его прерафаэлитскую красоту. Он был на удивление похож на своего приятеля Пола. Мальчик вытянул ноги и откинулся назад. Ему нравился салон мисс Фишер, где стену украшали две картины – обнаженные фигуры в полный рост: «Источник» – женщина держит на плече амфору, из которой течет вода, и «Посейдон» – мускулистый юноша в венке из водорослей стоит в устье реки. Руперт подумывал, не последовать ли примеру божественного Оскара, [40]и считал увлечение друга собственной мачехой странным и слегка отвратительным.

– А что Пол говорит о ней? – спросила Рут безыскусно. – Он тоже считает ее старой?

– Он считает, она «святая дева», что «глядит за райскую ограду», [41]– ответил Руперт. – Но я бы так не сказал. Признаюсь, она мне не нравится. Глазищи как у лани и вечно вздрагивает, если громко говоришь или что-то роняешь. Да и вообще она… она…

– Ждет ребенка, – со знанием дела подсказала сестра.

– Вот именно. И вряд ли женщина в таком… неприятном положении может казаться привлекательной.

Джейн и Рут переглянулись. Ну и противный же этот Руперт!

– Может, вам и не понять, что я имею в виду, – не унимался Руперт. – Вы ведь девочки. Лишь мужской ум способен по-настоящему постичь любовь.

В другой раз подобные разглагольствования не прошли бы для Руперта даром, уж подушками бы его точно отколотили, но на этот раз у Джейн и Рут были более важные намерения, и они не могли себе позволить отвлекаться.

– Правда? Так расскажи нам!

– Я же объясняю, вы не сможете ничего понять, пока не станете парнями, да и потом я не уверен, что мне стоит обсуждать это со сборищем девчонок, – возразил Руперт. – Ну, вы не способны испытывать те же… э-э… чувства.

– Неужели? – наивно спросила Джейн, вспомнив о Фрине. – Не думаю, что ты прав, Руперт. Ну говори же. Что Пол рассказывал тебе о своей мачехе?

– Говори скорей! – надавила Рут.

– Ну же, Руперт, – присоединилась к уговорам его сестра, – не томи нас. Если что знаешь, выкладывай. Или вообще молчи об этом.

– Ладно. – Руперт с раздражением взялся за кусок торта. – Он говорил, обратите внимание – то, что я передаю его слова, еще не означает, что я ему поверил.

– Ну, Руперт, не тяни же! – простонала Рут, швыряя в него подушкой, однако мальчик с легкостью отразил атаку и спас торт.

– Он говорил, что она позволила ему… позволила ему… ну, вы понимаете, что.

– Нет, я не понимаю, понимала бы – не спрашивала! – воскликнула Джейн, познания которой в сексуальных вопросах были обширны, однако запас эвфемизмов хромал на обе ноги.

Руперт покраснел как рак и взволнованно провел рукой по волосам.

– Я имел в виду, что она была к нему предельно благосклонна.

В комнате воцарилась тишина.

– Боже мой, – пробормотала Джейн.

– Да, – согласился Руперт.

– Господи, спаси нас! – прошептала Дот. Она стояла у двери на кухню и словно приросла к месту, забыв о том, что в руках у нее чайник. Вспомнила о нем, лишь когда попыталась перекреститься.

– Давайте пойдем послушаем пластинки, – предложила Джейн, и компания перебралась в комнату девочек, чтобы завести фонограф – подарок полицейского по имени Джек Робинсон.

Звуки джазовой песенки были слышны даже через дверь: