Фрина врезалась в спину Веры, но удержалась от падения: ее подхватила чья-то крепкая рука. Она взглянула в изрезанное морщинами изнуренное славянское лицо – голубые глаза и седеющие каштановые волосы. Фрина изобразила любезную улыбку. Вера обернулась.
– Ах, Фрина, это ты! А это Питер Смит, вот онто и расскажет тебе все о положении в Литве. Он всех знает. Питер, это Фрина Фишер, моя давняя подружка.
Питер Смит (в правдоподобность этого имени Фрина не верила ни единой секунды) приблизил к губам ее руку, которую все еще держал в своей ладони, и поцеловал.
– Мисс Фишер, – произнес он. Голос у него оказался глубокий и очень приятный. – Польщен встречей со столь знаменитым детективом. Какое дело привело вас сюда?
Фрина задумалась. Все же часть правды рассказать придется.
– Кто-то пытался пристрелить меня, – сказала она напрямик. – А мне не нравится, когда в меня стреляют.
– Это я могу понять, – согласился Питер Смит, обводя Фрину вокруг большого стола, заваленного книгами и апельсинами. – Хотите апельсин? В пятом доке северного порта при разгрузке фруктов сегодня случилась авария.
Фрина взяла апельсин и оперлась о стол, дальше в комнату им было уже не пройти. А он весьма привлекателен, подумала Фрина, коренастый, но хорошо сложенный. Поза мужчины была усталой, и держался он настороженно.
– Кто в вас стрелял? – спросил он, явно заинтересовавшись.
– Думаю, анархисты. – Фрина старательно чистила апельсин. – Перед воротами дока Виктория.
Вчера вечером, – добавила она. – В полиции сказали, что это были анархисты. Вот я и хочу побольше о них узнать. Зачем, например, им понадобилось меня убивать?
– Ну, на них это что-то непохоже, – спокойно заметил Питер. – Что вы такого сделали?
– Ничего. Просто проезжала мимо по дороге, а тут вдруг ветровое стекло возьми да и разлетись вдребезги.
– Вы их видели?
– Да, – ответила Фрина, аккуратно разделяя апельсин на две половины. – Видела.
Она опустила тот факт, что видела лишь силуэты, вероятно мужские, но не сумела бы никого опознать.
– Это очень неприятно, мисс Фишер… Фишер, ведь так?
– Да, так меня зовут. Расскажите мне о Латвии и об анархистах.
– Вера сказала – Литва.
– Латвия, – поправила Фрина, жуя сочную мякоть. – Отличный апельсин. Так вы работаете в порту?
– Так, значит, Латвия. Давненько я там не был. О том, что там происходит, мне известно лишь от эмигрантов, а их рассказам нельзя доверять.
– И все же.
– Литвинов подписал мирный договор.
– В тысяча девятьсот двадцатом.
– Верно. Вижу, вы об этом читали. Но Россия всегда домогалась Прибалтики, поскольку там есть незамерзающие порты. Ленин умер в двадцать четвертом году, и это стало катастрофой для России. Теперь все в руках Сталина, боюсь, что Латвии не удастся надолго сохранить свою независимость. Большевистские шпионы рыщут во всех прибалтийских государствах, уже прошли аресты, а теперь, когда в России началась принудительная коллективизация, Латвия недолго сможет оставаться в стороне. Не избежать кровопролития и горя. И число беженцев возрастет. Многие приплывут и сюда, очевидно потому, что революцию удобнее замышлять подальше от ОГПУ.
– Что это такое?
– Бывшая ЧК. Секретная служба российского государства. Некоторые из их агентов служили шпиками еще при царе. Его не так давно свергли с престола, сами знаете.
– Конечно. А что, здесь много анархистов?
– Вас ведь интересуют не просто анархисты и латыши, но именно латвийские анархисты, так? – Его взгляд был ясным и проницательным. – Есть и такие. В Мельбурне живут казаки, представители «Змовы Роботничи» [22]и даже члены «Красного Креста». [23]
– А это кто?
– Мисс Фишер, не думаю, что мне следует посвящать вас в это. Они все опасные люди, не любят, чтобы о них выведывали, и не обрадуются, если узнают о ваших расспросах.
– А почему бы и нет? Разве они спрашивали разрешения, когда в меня стреляли?
– По-видимому, это была ошибка. Обычно они стараются не привлекать к себе внимания.
– Да? И почему же?
– Потому что их задача – снабжать деньгами революцию у себя дома. Уверен, что в Мельбурне есть и агенты ОГПУ. Известны случаи, когда они сводили счеты с родственниками тех, кто покинул родину. Да, известны. – Он задумался, тень боли проскользнула по его лицу, резче обозначив морщины. Поначалу Фрина дала ему лет тридцать, но теперь прибавила еще десяток.
– Я подвергаю вас опасности своими вопросами?
– Нет, не меня, мисс Фишер. Но если вы хотите, чтобы я рассказал вам больше, благоразумнее будет сменить обстановку.
– Ну что вы! Здесь так шумно, что нас просто невозможно подслушать. А вот если мы с видом конспираторов выйдем отсюда вместе, на это уж точно кто-нибудь обратит внимание. Так что, пожалуйста, продолжайте. Хотите сигарету?
Она протянула свой портсигар, и он взял одну сигарету.
Кто-то пытался сыграть средневековую мелодию на инструменте, звучавшем как искореженная труба. Фрина поинтересовалась у одного из троицы возлюбленных, что это, черт возьми, такое.
– Крумгорн! [24] – проорал один из юнцов, оторвав свой рот от чужих губ. – Он подлинный.