— Мы все участники — каждый из нас. Даже ты, дорогая Мэдж — хотя им было бы трудноватенько придумать причину, по которой ты могла застрелить Джона. Конечно, и мне кажется, что стреляла Вероника. Ничего бы я не хотела больше, чем увидеть, как она дает дивное представление, пользуясь языком Люси, на скамье подсудимых.
Мэдж бросила на нее быстрый взгляд.
— Скажи мне, Генриетта, это твоя мстительность рисует тебе подобные картины?
— Ты хочешь сказать, — Генриетта на миг замолчала, — не потому ли я, дескать, так говорю, что любила Джона?
— Да.
Мэдж ощутила небольшую неловкость оттого, что эта самоочевидная вещь впервые была названа. Все — Люси, Генри, Мэдж и даже Эдвард, примирились с тем, что Генриетта была влюблена в Джона Кристоу, но никто не произносил это вслух.
Какое-то время Генриетта казалась погруженной в себя. Потом сказала задумчивым голосом:
— Я не сумею объяснить, что я чувствую. Наверное, я и сама не знаю.
Они проехали мост Элберт.
Генриетта сказала:
— Заедем-ка, Мэдж, ко мне. Выпьем чаю, а потом я доставлю тебя к твоим шакалам.
Здесь, в Лондоне, короткий день почти угас. Они остановились у двери студии. Генриетта отперла ее, вошла и включила свет.
— Холодно, — сказала она. — Зажжем-ка мы лучше газ. Черт возьми, я ведь собиралась купить спичек по дороге.
— А если зажигалкой?
— Моя барахлит, да и вообще газ ими зажигать трудно. Ну ничего, тут на углу стоит старый слепец. Я обычно беру спички у него. Так что вернусь через две минуты.
Оставшись одна, Мэдж стала разглядывать работы Генриетты. И в этой огромной мастерской она испытала жуткое чувство сродства с ее обитателями из дерева и бронзы.
Она увидела бронзовую голову с мощными скулами и в стальном шлеме — наверняка солдат Красной Армии; висящую в воздухе композицию из перекрученных алюминиевых лент, которая основательно ее озадачила; была тут и чудовищная жаба из розоватого гранита; а в конце студии ее внимание привлекла деревянная фигура почти в человеческий рост. Она разглядывала ее, когда ключ Генриетты повернулся в замке и, чуть запыхавшаяся, вошла она сама.
Мэдж обернулась.
— Что это, Генриетта? Это почти пугает.
— Это? «Молящаяся». Я делала ее для «Международного объединения».
Мэдж повторила, не отводя взгляда:
— Она пугает.
Присев на корточки, чтобы зажечь газ, Генриетта сказала вполоборота:
— То, что ты говоришь, интересно. Почему ты так считаешь?
— Я думаю — это оттого, что у нее вообще нет лица.
— До чего ты права, Мэдж!
— Просто очень здорово.
Генриетта сказала беспечно:
— Славный кусок грушевого дерева.
Она поднялась с колен, кинула свою большую хозяйственную сумку и меха на диван, а два коробка спичек забросила на стол.
Мэдж поразило выражение ее лица — неожиданно и совершенно беспричинно ликующее.
— А теперь — чай, — сказала Генриетта, и в ее голосе было то же горячее торжество, какое Мэдж уже уловила на ее лице.
Это резануло почти как фальшивая нота — но она тут же потонула в потоке мыслей, вызванных видом двух спичечных коробков.
— Ты помнишь, Вероника Крей взяла такие спички с собой?
— Когда Люси упорно всучила ей полдюжины — и никак не менее? Да.
— А кто-нибудь выяснял: не было ли у нее в это время дома предостаточно спичек?
— Надеюсь, полиция выясняла. Они очень дотошны.
Победоносная улыбка коснулась губ Генриетты. Мэдж ощутила недоумение и уже почти неприязнь. «Могла ли Генриетта действительно любить Джона, — подумала она. — Могла ли? Наверное, нет».
И слабая дрожь безнадежности пронзила ее, когда она осознала: Эдварду не придется ждать долго. Но как неблагородно с ее стороны — не вложить в эту мысль сердечности. Она ведь хочет, чтобы Эдвард был счастлив, не так ли? А он не будет счастлив, если достанемся ей. Для Эдварда она всегда только «маленькая Мэдж». Ничего более. Никогда ей не быть любимой им женщиной.
Эдвард, увы, из числа постоянных. Ну, а постоянные в конце концов обыкновенно добиваются желаемого.
Эдвард и Генриетта в Айнсвике — что ж, самый подходящий конец всей этой истории. Пожизненно счастливые Эдвард с Генриеттой. Она могла себе это представить очень ясно.
— Мужайся, — прервала ее мысли Генриетта. — Не дай этому убийству сбросить тебя с рельсов. Может, нам выйти попозже и перекусить где-нибудь вместе?
Но Мэдж быстро ответила, что ей надо вернуться к себе. У нее есть дела — надо писать письма. Собственно, вот только допьет чашку и пойдет.
— Ладно. Я подвезу тебя.
— Я могу на такси.
— Ерунда. Надо использовать машину, раз она есть.
Они вышли на сырой вечерний воздух. Когда они доехали до конца Мьюза, Генриетта показала на автомобиль у обочины.
— «Вентнор-10». Наша тень. Вот посмотришь, он поедет следом.
— Как это все ужасно.
— Ты находишь? А мне, ей-богу, все равно.
Отвезя Мэдж домой, Генриетта вернулась в Мьюз и загнала машину в гараж, после чего снова вошла в студию. Несколько минут она стояла, рассеянно барабаня пальцами по каминной полке. Потом она вздохнула и прошептала себе:
— Ну, за дело. Лучше не терять времени.
Она сняла твидовый костюм и облачилась в халат.