Ныне она пребывала «просто чудом» в спальне своей сестры на Харли-стрит. Элси Паттерсон отличалась ростом, худобой и решительными манерами. Сейчас она смотрела на Герду со смесью раздражения и сострадания. «Дорогая бедняжка Герда: как страшно потерять мужа — и таким ужасным образом. И, ей-богу, даже сейчас до нее, кажется, еще как следует
Вот так всегда направляли мысли Герды. Герда не двигалась, брови ее были нахмурены. Она сказала, запинаясь:
— Право, не помню, как Джон относился к трауру. Кажется, он раз говорил что-то против.
«Джон, — подумала она, — если бы Джон мог мне сказать, как быть теперь. Но Джон уже никогда не скажет. Никогда, никогда… Баранина стынет — замерзает на столе… Стук двери приемной, Джон, такой бодрый, живой, вечно в спешке, взбегающий через две ступеньки…
Чеканный голос сестрицы вспарывает ее туманные мысли.
— Ты должна быть в черном перед жюри. Просто нелепо было бы появиться в ярко-голубом.
Герда выдохнула: «Это жуткое дознание!» — и полуприкрыла глаза.
— Да, тяжело, дорогая, — сказала Элси быстро. — Но когда все кончится, ты отправишься прямо к нам и уж мы позаботимся о тебе.
Размытые пятна мыслей Герды обрели четкость. Она сказала испуганно, почти панически:
— Что же мне делать без Джона?
У Элси Паттерсон имелся готовый ответ:
— У тебя дети, ты должна жить ради них.
Зена, бросающаяся на кровать с рыданиями «Папа умер!», Терри, бледный, вопрошающий, не проливший и слезинки. Несчастье с пистолетом, сказала она им, несчастье с бедным папой. Берил Коллинз — такая чуткая и внимательная к ней — изъяла утренние газеты, так что дети их не видели. И слуг она предупредила. До чего же Берил добра и заботлива.
В темную спальню матери входит Теренс. Его сжатые губы искривлены, он почти зеленый — до того бледен.
— Почему убили папу?
— Не убили, а несчастный случай. Я… я не в силах говорить об этом.
— И не случай. Зачем ты говоришь неправду? Папу застрелили. Это убийство. Так сказано в газете.
— Терри, где ты взял газету? Я велела мисс Коллинз…
Он закивал. Странные кивки. Словно глубокий старец.
— Пошел и купил. Я понял, что раз ты сказала мисс Коллинз прятать их, значит, в них есть такое, чего ты нам не говоришь.
Попытки скрыть правду от Теренса никогда не приводили к добру. Всегда побеждала его странная, самобытная — научная дотошность.
— Мама, как его убили?
Она почувствовала приближение истерики.
— Не спрашивай, не говори об этом — я не могу об этом говорить! Все это слишком страшно.
— Но они выяснят? Они ведь должны выяснить. Это так нужно!
Такой разумный, самостоятельный. От этого Герде захотелось засмеяться, зареветь, закричать. Она подумала: «Вот он такой. Ему не жалко. Идет и задает вопросы. И почему он даже не плачет?»
Теренс удалился, избегая тетиэлсиной опеки, одинокий мальчишка с насупленным, упрямым лицом. Он всегда страдал один. Только до сегодняшнего дня это не имело значения.
«Сегодня, — думал он, — все не так. Если бы тут был кто-нибудь способный отвечать разумно и без дураков». Завтра, во вторник, они с Николсоном должны начать изготовление нитроглицерина. Он, помнится, предвкушал это с трепетом. Теперь трепет прошел, и ему стало все равно, будет ли он когда-нибудь делать нитроглицерин или нет.
Теренсу стало почти стыдно за себя. Охладеть к научным опытам! Но когда у настоящего парня убивают отца… Он подумал: «Моего отца у-би-ли». И что-то стало шевелиться в душе. Пускать корни. Прорастать… Медленная злость.
Берил Коллинз постучала в дверь спальни и вошла. Она была бледна, сдержана и деловита.
— Пришел инспектор Грейндж, — и поскольку Герда лишь открыла рот и жалко посмотрела на нее, Берил быстро продолжила:
— Он говорит, что не собирается вас тревожить. У него есть к вам буквально два слова, но это уже перед уходом. На формальные вопросы о работе доктора Кристоу я бы могла ответить все, что ему нужно.
— О, спасибо вам, Колли.
Берил исчезла и Герда вздохнула.
— Колли так выручает. Она очень деловая.
— Еще бы, — сказала миссис Паттерсон. — Превосходная секретарша, разумеется. Очень простая, бедная девушка, да? Я всегда считала, что так лучше всего. Особенно с привлекательным мужчиной вроде Джона.
Герда вспыхнула:
— Что ты хочешь сказать, Элси? Джон бы никогда… он никогда… ты говоришь так, будто Джон заигрывал бы или еще бог знает что творил, будь у него смазливая секретарша. Джон был вовсе не такой.
— Ну конечно, дорогая, — сказала миссис Паттерсон. — Но, в конце концов, мы-то знаем мужчин.