— Какой славный огонь. Тёплый.
«Каким он выглядит закоченевшим, — подумала она. — Не может быть, чтобы на дворе был такой холод. Дело в Генриетте! Что она ему наговорила?»
— Эдвард, подвинь кресло ближе к огню.
— Что?
— Кресло, говорю. К огню.
Она произнесла эти слова четко и громко, будто глухому. И внезапно, так внезапно, что сердце ее подпрыгнуло, словно сбросив ношу, перед ней снова оказался Эдвард, настоящий Эдвард, мягко ей улыбающийся.
— Ты мне что-то сказала? Мэдж? Прости. Кажется, я замечтался.
— Да нет, я ничего. Просто про огонь.
Поленья трещали, несколько еловых шишек занялись ярким чистым пламенем. Эдвард вгляделся в них и сказал:
— Что за дивное пламя!
Он протянул к жару длинные тонкие руки, чувствуя, как спадает напряжение.
— В Айнсвике мы всегда топили еловыми шишками, — сказала Мэдж.
— Я и сейчас топлю. Каждый день их приносят целую корзину и ставят у каминной решетки.
Эдвард в Айнсвике. Мэдж полуприкрыла глаза, стараясь представить. Он сидит в библиотеке в западном крыле дома, а магнолия почти заслоняет одно из окон и, процеживая свет, наполняет комнату после полудня зеленым золотом. Через другое окно видна лужайка и высокая секвойя. А правее высится большой медно-красный бук. Эх, Айнсвик, Айнсвик!
Она будто снова вдохнула сладкий запах, источаемый магнолией, которую даже сейчас, в сентябре, еще покрывают большие белые цветы. И сосновыми шишками, объятыми огнем. И запах непременно чуть затхлый, как у той книги, которую читает Эдвард. Сидит он, верно, в том кресле с выгнутой спинкой, и его взгляд изредка отрывается от страниц и погружается в огонь. В эти минуты он думает, конечно, о Генриетте. Мэдж помешала угли в камине и спросила:
— А где Генриетта?
— Она пошла к бассейну.
Глаза Мэдж округлились.
— Зачем?
Ее голос, звучный и низкий, слегка встряхнул Эдварда.
— Мэдж, дорогая, ты, конечно, знала… или догадывалась… Она слишком хорошо знала Кристоу.
— Ну конечно, это не тайна. Только зачем идти в безлунную ночь туда, где его убили? Это мало похоже на Генриетту.
— Что каждый из нас знает о другом? О Генриетте, в частности?
Мэдж нахмурилась.
— В конце концов, и ты и я знаем Генриетту всю жизнь.
— Она переменилась.
— Вовсе нет. Не думаю, чтобы люди менялись так резко.
— А Генриетта изменилась.
Мэдж с интересом посмотрела на него.
— Больше, чем ты или я?
— О, я остаюсь все тем же, мне это хорошо известно. А ты…
Его взгляд, вдруг сосредоточившийся, впился в нее, коленопреклоненную у решетки камина. Глядя словно из какой-то страшной дали, он изучал ее волевой подбородок, темные глаза, решительный рот. Потом неожиданно сказал:
— Жаль, что мы не видимся чаще, милая Мэдж.
Она улыбнулась.
— Понимаю. В наше время нелегко поддерживать общение.
Снаружи донесся звук, и Эдвард встал.
— Люси права, — сказал он. — День был тяжелый — первое знакомство с убийством. Я пойду спать. Спокойной ночи.
Он вышел из комнаты в тот миг, когда в окне появилась Генриетта. Мэдж повернулась к ней.
— Что ты сделала с Эдвардом?
— С Эдвардом? — У Генриетты был отсутствующий вид. Она наморщила лоб, явно думая о чем-то совсем далеком.
— Да, с Эдвардом. Он вернулся непохожим на себя — окоченевший и серый.
— Если тебя так волнует Эдвард, почему бы тебе не сделать что-то для него?
— Сделать что-то? О чем ты?
— Не знаю. Встать на стул и закричать. Привлечь к себе внимание. Разве ты не знаешь, что с мужчинами вроде Эдварда это единственная надежда?
— Эдварду никогда не будет нужен никто, кроме тебя, Генриетта. Никогда.
— Что ж, это очень мило с его стороны, — она быстро взглянула на бледную Мэдж. — Я тебя обидела. Прости меня. Но сегодня я ненавижу Эдварда.
— Ненавидишь? Как это возможно?
— Это возможно! Ты не поймешь…
— Чего?
Генриетта тихо проговорила:
— Он напоминает мне о том, что я бы хотела забыть.
— Что именно?
— Ну, например, Айнсвик.
— Айнсвик? Ты хочешь забыть Айнсвик?
Голос Мэдж говорил, что она не верит этому.
— Да, да, да! Я была там счастлива. И именно сейчас я не могу вынести напоминаний об этом. Ты не понимаешь? Время, когда мы не знали, что нас ждет. Когда говорили с уверенностью, что все предстоящее изумительно. Некоторые мудры — они не надеются на счастье. Я надеялась.
Она закончила резко:
— Я никогда не вернусь в Айнсвик.
Мэдж тихо отозвалась:
— Я сомневаюсь в этом.
Глава 14
Утром в понедельник Мэдж проснулась рано, словно ее подтолкнули. С минуту она лежала в недоумении, потом, сбитая с толку, повернулась к двери, почти уверенная, что сейчас появится леди Энгкетл. О чем это Люси говорила позавчера, переступая ее порог? Что-то про трудный уик-энд? Да, и еще она была обеспокоена: ждала каких-то неприятностей.
Верно. А ведь какая-то неприятность приключилась, и лежала теперь на душе Мэдж тяжким грузом. Что-то такое, о чем не хочется думать, не хочется вспоминать. Да, да, и это «что-то» страшит ее. И это связано с Эдвардом. Воспоминание обрушилось как порыв ветра. Безобразное, резкое слово. Убийство!