В первые месяцы беременности мы по выходным разбирали так называемый «кабинет», который на самом деле был обычной кладовой, и переносили вещи вниз, в комнату для гостей, так как хотели сделать в «кабинете» детскую. Разбирая стенной шкаф, я наткнулась на большую картонную коробку, полную дешевых книг в пожелтевших мягких обложках, где описывались различные преступления, которые произошли на самом деле. Каждая такая книжка стоила от пятидесяти центов до двух долларов. Когда я их обнаружила, Рэнди поначалу смутился, а потом заявил, что купил их в библиотеке на распродаже. Никогда прежде не слышала, чтобы он посещал библиотеку. По-моему, у него даже читательского билета не было. Большинство книг посвящалось серийным убийцам. О многих преступлениях я слышала, так как они получили широкую огласку в средствах массовой информации, но были и такие, о которых я ничего не знала. На обложках обычно изображались всякие ужасы наподобие семейной фотографии, забрызганной кровью, или жутких портретов преступников. Почти в каждой книге страниц десять – пятнадцать занимали фотографии, чередующиеся с текстом. Там были школьные портреты мальчиков, которые, став взрослыми, резали на части живых людей в темных подвалах, места преступлений, с трупами в канавах или собственных спальнях и другие ужасы. Все фотографии были рассчитаны на то, чтобы будоражить воображение обывателя, не вызывая при этом чувства брезгливости. Краткие аннотации на задней обложке, обычно принадлежали не критикам, а представителям системы полицейских органов. Книга Энн Рул посвящалась знаменитому серийному убийце Теду Банди, но были также и неофициальные версии: об «убийце с Зеленой реки», Джоне Уэйне Гейси и Ричарде Рамиресе. Перу Лейна Докери принадлежали две книги: одна о Джеффри Дамере, а вторая – о нелегальном иммигранте, который садился на поезда у границы с Аризоной и подозревался в многочисленных убийствах женщин в маленьких заброшенных городках. Я смутно помнила шумиху, которую подняли средства массовой информации, когда книга вышла в свет. Некоторые критики называли ее расистской. До знакомства с этими литературными шедеврами я считала, что большинство извращенцев относятся к категории «средних американцев», и все мои сведения о них ограничивались образами, которые навязывают популярные фильмы.
Не знаю почему, но я глотала книги одну за другой и за два месяца беременности прочла от корки до корки целых шесть. У меня произошел эмоциональный срыв, и мы с мужем считали, что во всем виноват гормональный сдвиг, на который удобно списывать абсолютно все. В голове бродили самые жуткие картины мира, в который предстояло вступить моему сыну. К тому времени мы уже знали, что родится мальчик, и, хотя Рэнди не скрывал восторга, я временами испытывала некоторое разочарование. Какая-то неясная тревога заставляла меня повернуться лицом к самому худшему в человечестве, чтобы заранее узнать обо всех кошмарах, которые могут подстерегать ребенка в этом диком мире, неусыпно следить за ним и оградить от всех бед и несчастий. Где-то в подсознании, на фоне монотонного, непрекращающегося жужжания, всплывали наполовину стертые образы членов семьи Рено. Их лица с портретов из газет преследовали меня во время ночных странствий по извилистым лабиринтам сновидений и, казалось, хотели что-то сообщить, но я затыкала уши и убегала прочь.
Взглянув на обложку, Рэнди пожал плечами и привел такой же довод, как и в тот раз, когда я впервые обнаружила эти книги:
– Я тоже прошел через увлечение этой ерундой.
– Я понимаю, почему они так затягивают, – сказала я непринужденно. – Похоже на высококалорийную и вредную, но очень вкусную пищу. Листаешь себе страницу за страницей. Раньше я о них и не слышала.
– Осторожно, такая пища портит зубы, – заметил Рэнди, поворачиваясь спиной. – Тебе следует сделать перерыв и для разнообразия почитать любовные романы.
– Хочешь, чтобы я стала сексуально озабоченной и начала к тебе приставать?
– Я не хочу, чтобы тебя по ночам мучили кошмары, – хмыкнул в ответ муж. – Когда ты наконец засыпаешь, то спишь очень беспокойно. Прошлой ночью я подскочил в половине пятого из-за твоих криков. Я тебя разбудил, но могу поклясться, ты ничего не помнишь. Ведь так оно и есть?
По телу пробежала холодная дрожь. Мысль о том, что я просыпалась, но ничего не помню, вызывала испуг и раздражение. Возможно, Рэнди все придумал, но зачем ему это понадобилось? Хотел лишний раз намекнуть на вредную привычку читать по ночам? Может быть, и так, но под ложечкой снова противно засосало, и я подумала, что, наверное, муж говорит правду и я действительно просыпалась и разговаривала с ним, а теперь ничего не могу вспомнить. Такие провалы памяти вызывали тошнотворное чувство страха – обычно это происходит с людьми, напивающимися в стельку или находящимися под действием наркоза.
Бросив взгляд на загнутый уголок страницы, я решительно закрыла книгу и положила ее на столик возле кровати.