Смерть со школьной скамьи

Вскрытие тела Лебедевой проводил судебно-медицинский эксперт Самуил Поклевский, тридцатидвухлетний кудрявый весельчак, с которым я поддерживал приятельские отношения. О себе Поклевский говорил: «Я – оптимист, меломан и еврей». Я никогда в жизни не встречал евреев, но если судить по Самуилу, то евреи – это смышленые ребята, раскованные в суждениях о женщинах и советской власти.

Поклевского я нашел в пропахшей формалином прозекторской. Он рассказывал своим помощникам, санитарам, похабный анекдот.

– Привет, Самуил! Где моя покойница?

– Твоя – это какая, с двумя огнестрелами? Посмотри в углу на каталке, там должна быть.

– Он про кого спрашивает? – Один из санитаров кивнул в мою сторону. – Про эту, с шестью пальцами? Вот ужас-то где! Как вспомнишь, так вздрогнешь.

Я пропустил его слова мимо ушей. В морге у ребят специфическое отношение к покойникам. Я лично был свидетелем, как санитары с невозмутимыми лицами складывали на столе в единое целое человека, разорванного на куски взрывом баллона с бытовым газом. И эти же самые санитары брезгливо морщились при виде найденного на пустыре младенца с «заячьей губой».

– Чего ты встал посреди зала, Андрей Николаевич? Тебе показать, куда идти? – Закончив веселить санитаров, Поклевский подошел ко мне.

– Самуил, я учился с ней в одном классе. У меня нет ни малейшего желания рассматривать ее мертвой. Пусть в моей памяти она останется такой, какой я ее знал много-много лет назад.

– Как сентиментально, однако! Тебе бы, Андрей Николаевич, не в уголовном розыске работать, а некрологи на заказ писать.

– Самуил, – я не хотел развивать неприятную тему, – скажи, почему ей в детстве не удалили лишний палец?

– Все бы вам, живодерам, резать да удалять! – Доктор подошел к Лебедевой, приподнял над каталкой ее шестипалую руку. – А если у девчонки при операции какой-нибудь важный нерв защемит и она на всю жизнь останется с парализованной рукой, тогда как? Человеческий организм – штука сложная. Никто не знает, как он отреагирует на хирургическое вмешательство.

– Кстати, – доктор вернулся ко мне, – особенности строения ее левой конечности не мешали девушке жить полноценной жизнью. В момент гибели она была на третьем месяце беременности.

«Час от часу не легче! Только-только я выстроил логически выверенную версию, как она вся пошла трещинами сверху донизу».

– Самуил, – тщательно подбирая слова, спросил я, – а по зародышу нельзя установить, кто отец ребенка?

– Зародыши бывают у пшеницы. Человеческий плод называется эмбрион.

– Согласен. У эмбриона можно определить группу крови?

– Поздно, батенька! Мы его утилизировали.

– И в акте вскрытия про него ничего не будет?

– Андрей Николаевич! Она, эта твоя знакомая, не от криминального аборта померла. На кой черт нам эмбрион исследовать, если он не состоит в причинной связи со смертью?

Я хотел возразить, но не успел. К нам подошел санитар.

– Там это, – он кивнул на вход в траурный зал, – ее родня приехала, вещи привезли. Гроб. Мы как работаем, со скидкой или как обычно?

Поклевский вопросительно посмотрел на меня.

– Самуил, – ладонями я отгородился от зала скорби, – я тут не при делах. Я за актом приехал.

– Работаем как обычно, – распорядился доктор. – Омовение – чирик, макияж – пятерка, укладка в гроб – еще пятерка. За реставрацию головы отдельная плата.

Самуил посмотрел на потолок, прикидывая, сколько бы запросить с родственников Лебедевой за приведение ее головы в товарный вид.

– Я им двадцатку выставлю, нормально будет? – предложил санитар.

– В самый раз! Они как, без претензий?

– Что ты! Сами разговор про деньги начали.

– Пошли за актом? – предложил Поклевский.

Я посмотрел в угол, где лежала Лебедева.

«Ну вот и все, Леночка! Прощай. Больше не свидимся».

– Пока, Ленуся! – Я помахал Лебедевой рукой и вышел из прозекторской.

Напрасно я считал себя человеком со стальными нервами. В коридоре я почувствовал, как нечаянные следы подступили к глазам. Воспоминания, и хорошие, и плохие, комом встали в горле: ни вздохнуть, ни сглотнуть. Лучше бы мне не приезжать сюда, не видеть ее посеревшее обнаженное тело, обезображенное синюшными трупными пятнами.