— Ну и какой у нас вариант? — спросил он.
— Хороший мальчик, — усмехнулся Кобб. — Был когда-нибудь в Теруэле?
Согласно немногочисленным газетным снимкам, собранным угрюмым Гассе, разведчиком ремонтно-полевой бригады, искать надо было встревоженного с виду андалусца с цыганской гривой и впалыми щеками. Звали его Ангел Виллафранка, и он был владельцем авторитетной компании.
— Андреас Нин, — пробормотал Гассе, постукивая тупым концом карандаша по групповой фотографии. — Глава марксистского крыла. Виллафранка крайний правый.
— По крайней мере, на снимке, — вставил Кобб.
Гассе указал на другое фото:
— А это наш клиент среди анархистов-синдикалистов. В кожаной куртке покойный сеньор Дуррути.
Кобб собрал на брифинг Сименона, Клее, Кройца и Сиднея. Гассе присутствовал в качестве консультанта.
Клее потел и смотрел подозрительно, сверкая лысой головой под люстрой Кобба.
— Что он такого сделал? — спросил он.
— Это о-о-очень плохой человек, — протянул Кобб. — Взломщик банков, обучавшийся ремеслу в конце двадцатых на юге, а потом перебравшийся в Барку, когда в Андалусии стало слишком уж жарко. Террористом был в добрые старые времена.
— Вполне мог бы влиться в наши ряды, — усмехнулся Сименон.
— Мог, — кивнул Кобб, — но не влился. Служит наемником марксистов и анархистов. Предположительно выдает тех и других, кладя в карман разницу, только кто мы такие, чтобы осуждать? Разумеется, за исключением малыша Сида.
Гассе пристально оглядел Сиднея поверх очков.
— А ты что, идейный?
Сидней пожал плечами, снова почувствовав себя маленьким и незначительным.
— Просто приехал бить немцев, — пробормотал он. Заявление казалось умным, хотя выражение лиц Клее и Кройца свидетельствовало об обратном.
— Он фашистов имеет в виду, — пояснил улыбнувшийся Кобб.
Клее пронзил Сиднея кинжальным взглядом, ткнул в него черенком курительной трубки.
— Мальчик наверняка скажет сам за себя.
Кобб вздохнул, привалился к стене, что неопытный человек принял бы за компромисс и даже за покорность. Вытащил из нагрудного кармана окурок сигары, повертел большим и указательным пальцами.
— Наверняка, — кивнул он. — Еще желаете потолковать или перейдем к обсуждению господина Виллафранки?
Возникшая на миг напряженность в пышно обставленном кабинете слегка разрядилась, но в воздухе еще потрескивало статическое электричество недоговоренности.
— Значит, грабитель, анархист, приятель Дуррути, — суммировал Сименон. — Что из этого?
— Не наше дело, — ответил Кобб. — Нам приказано его спасти и доставить в Валенсию.
— Звучит просто, правда? — заметил Гассе.
— Он в каком-то чертовом Толедо или еще где-то? — предположил Кройц.
— Близко, — усмехнулся Кобб. — В Теруэле. И если мы его срочно не вытащим, Виллафранку перевезут в Севилью, где найдут труп. Его взяли неделю назад, глубоко закопавшегося у соседа на заднем дворе, и обвинили… — Он замолчал, ущипнул переносицу рассеянным жестом учителя. — В чем его обвинили, Гассе?
Тощий француз принялся перекладывать на столе газетные вырезки.
— Кража со взломом, убийство, грабеж, тройное убийство, тройной грабеж, бегство из-под стражи, покушение на убийство, ограбление, воровство, мошенничество и так далее.
— Обратите внимание, никаких политических обвинений, — указал Кобб, — и военнопленным он не считается. С точки зрения соседей, сеньор Виллафранка обыкновенный вор с необыкновенным списком обвинений. Они все кипятком писали, когда он в тридцать четвертом году обчистил виллу полковника Ягуэ. Там произошел инцидент с находившейся в доме дамой, и полковник ждет не дождется, когда негодяя удавят гарротой.
— Если мы не спасем негодяя, — вставил Сименон.
— Может быть, он предпочтет удавку, — предположил Кобб.
Клее с силой затянулся зловонной трубкой и зыркнул на Сиднея.
— Так где он сейчас?
— В крепости в Теруэле.
— Кто поручает нам это дело?
Кобб не спешил с ответом. Сначала сбросил остывший пепел с сигары, потом поиграл золотой зажигалкой над несгоревшим табаком. Поднес к губам окурок, с силой затянулся до светившегося оранжевого кончика, с мрачным удовлетворением выдохнул, словно вкус окурка превосходил ожидания. Наконец поднял глаза, глядя прямо на Клее.
— Я, — сказал он. — А кто поручил дело мне, господин Клее, вас не касается.