Смерть русского помещика

– Однако, истины ради, – вмешался в мои беспорядочные мысли голос Холмса, – надо признать, что многое в романе противоречит версии, что убийца – Алеша. Я мог бы привести ряд доказательств его невиновности, но ограничусь тем, что заверю вас в их серьезности, можно сказать, неопровержимости.

Я растерянно посмотрел на Холмса:

– Но кто же тогда убийца?

– Может быть, права госпожа Хохлакова, и убийство совершил Григорий.

– Но ему-то зачем?!

– Слуга, «маленький человек», что мы о нем знаем? Ущемленное чувство личности, попранное человеческое достоинство

– все это могло породить в его душе ненависть к самодуру и хаму, каким был Карамазов-старший. Хотя, возможно, ничего этого и не было, но рана, нанесенная Дмитрием, лишила Григория рассудка, и, странным образом видоизменившись, боль, страх, гнев обратились против ничего не подозревающего Федора Павловича. Другими словами, убийство было немотивировано и совершено в состоянии аффекта. Не исключено, что именно так и было на самом деле. Кто знает… Я ахнул.

– Так вы не знаете, кто убил?

– Разумеется, нет! – сказал Холмс и тут же добавил, лукаво прищурившись: – Зато это известно вам, Уотсон.

– Мне?!

– Конечно! На мой вопрос об убийце вы незамедлительно дали ответ – Смердяков. Я не вижу достаточно весомых причин, чтобы вы отказывались от первоначального мнения.

– Позвольте, Холмс, но вы же доказывали…

– Мой дорогой Уотсон, менее всего я стремился доказывать чью-то вину, я лишь хотел наглядно показать, что сюжет романа несовершенен, поскольку в ряде случаев нарушены причинно-следственные связи. И ничего больше! Теперь я понимаю, что напрасно сделал это, невольно поставив под сомнение достоинство романа, но, поверьте, я и в мыслях не держал этого! И обещаю вам, Уотсон, что постараюсь поскорее забыть эту, возможно, замечательную книгу, которая окончательно убедила меня, что я все-таки ничего не понимаю в литературе, и в будущем анализировать поступки живых людей, а не литературных персонажей. Однако вижу, что утомил вас. Ну что ж, предугадывая вашу просьбу, я сыграю «Песни» Мендельсона.

Холмс поднял скрипку, взмахнул смычком, и наша уютная квартира в доме No 221-6 по Бейкер-стрит наполнилась чарующими звуками музыки.