Смерть под псевдонимом

…В корчме у перевала было темно. Пустые столы дожидались людей из долины. В открытое окно летел ветер с водяной пылью, словно старый дом боролся с холодным океанским прибоем. Славка вошел первым. В дальнем углу маленький чабаненок примерял перед осколком зеркала фетровую шляпу, наверно, корчмаря. Увидев военных, он смутился и убежал. Вскоре появился сам корчмарь, толстый, неприбранный, с младенцем на руках.

— Здравствуй, хозяин, — сказал младший лейтенант, стараясь вести себя так, как вел бы себя в этом случае Ватагин. — Вот заехали на Шипку. Принимай.

— Много здравия! Много счастья! — Корчмарь нацедил стаканы крестьянского вина из старого бочонка, стоявшего на прилавке. Его лицо, закаленное горным солнцем, зимними бурями и огнем очага, очень подходило по тону к медно-зеленому сырому бочонку.

— Как зовут смотрителя?

— Христо Благов.

Корчмарь вздохнул, вытер волосатые руки, стал резать брынзу. Звоночек на двери вздрагивал от порывов ветра, как дальний колокол, сзывающий путников в зимних метелях. Под столом стояла понурая овца, готовая к закланию в час, когда покажется из долины автобус.

Славка сел за щербатый стол, зевнул с дороги, снял с головы фуражку.

Миша прямо с порога корчмы направился вдоль стен, на которых сплошными рядами были развешаны старинные лубочные картинки времен русско-турецкой войны. Там черкес с седой бородой гарцевал на красивом коне перед красивыми болгарскими пленницами. Там русские солдаты, в белых платочках от зноя, тащили по кручам снарядные ящики. Шли на Шипку болгарские ратники под знаменем, подаренным городом Самарой. Генерал Радецкий в войлочной бурке оглядывал ложементы. Русский священник с непокрытой головой на ветру служил молебен над братской могилой. В декабрьском буране погибали на аванпостах часовые в обледенелых башлыках…

— Давно живешь на Шипке, хозяин? — спросил младший лейтенант.

— Я тут тридцатый год.

— Ого!

— А Христо Благов даже родился в этом доме, — с каким-то особенным выражением, даже как бы с обидой, произнес корчмарь.

— Хороший человек?

— Тут нельзя быть плохим, — грустно ответил корчмарь, накрывая на стол. — Зимой задует, загудит, замглит — сидим, как в берлоге. Нас тут всего-то зимою: я с больной женой, да Христо, да еще вот этот. — Лицо его посветлело, он повертел тарелкой перед глазами тихого ребенка.

— Если куда в долину съездить, так, наверно, на лошадях?

— Да бывает.

— Фуража, верно, много запасать надо на зиму?

— Весь-то он тут, под замком. Не больно много…

— А ключ у кого?

— У меня. — Корчмарь проверил связку больших ключей у пояса. — А что?

— Ничего. Думаю, смотритель здорово коней любит. Профессия требует.

— Нет, он пешком ходит — ноги длинные. Ходок…

Он, видимо, очень любил своего тихого ребенка, потому что не расставался с ним, даже приготовляя закуску за прилавком.

— Ты, гляжу, хороший отец, — сказал младший лейтенант.

— Разве ж это мой? — возразил корчмарь. — Это сын смотрителя.

— Значит, есть и у него жена?

— В том-то и дело, что нету. А была.

Вздыхал он так, будто откупоривалась бутылка с пенистым вином. Он нацедил из бочонка в графин и поставил перед лейтенантом. Бабин скромно подсел и потянулся за своим прибором. Корчмарь одной рукой боролся с непослушными створками окна.

— Что же с ней случилось? — спросил Славка, не дождавшись продолжения рассказа.

— Если бы знать… Сгинула в одну ночь.

— Недавно?

— Две недели назад. Войска проходили. А тут еще Христо сам подорвался…

— То есть как это подорвался?

— Да так — на мине. Вы думаете, только вы рискуете головой, а мирное население, может быть, еще больше страдает… Пришел оборванный, обгорелый, только мычит. Вообще-то легко отделался. Когда фронт проходит над вашей головой, и не то бывает. От горя, от контузии он одичал совсем. Даже нас избегает. Главное — жена. Мы говорим: «Можно ли думать, чтобы такая хорошая ушла с фашистами?» А он верит, что ушла. Но у нас, болгар, так не бывает.

Он тревожно поглядел на дверь, словно ждал кого-то.

Затосковал Христо… Сколько лет с собакой ходил, вчера застрелил своими руками.

— Это с какой же стати? — удивился Бабин.

— Жить не давала. С того самого четверга, как пропала жена, выла, выла, выла…

— Слушай, хозяин, а не сап ли у вас тут гуляет? — спросил Шустов.

— Сап-то гуляет, ветеринары третьего дня приезжали — и наши и русские, дезинфекцию делали, пробы брали. Только таких пустяков не говорили: жена тут при чем… или пес?… А что вы всё расспрашиваете? — встревожился хмурый толстяк и в первый раз недружелюбно поглядел на приезжих.

Младший лейтенант поднял голову от тарелки, усмехнулся:

— Что ж тут такого, хозяин? Мы люди военные, кочевые, любим поговорить.