— Они подняли тело, — доложил он. — Запуталось в этих, — он чихнул, — зарослях. Сломана шея. Взглянете?
— Не стоит. Я тебе верю, — отозвался Поки, когда они направились к машине. — Как доктор Сантини перенес смерть жены?
— Странная вещь, — сказал Броуфи, — он как будто ждал этого.
Поки хмуро взглянул на тело Сьюзен, закрытое простыней, его вносили в машину скорой. И вздохнул:
— Он, вероятно, подозревал, что происходит, но не хотел верить. Не хотел в этом признаться даже самому себе.
— Куда теперь, лейтенант? — спросил Броуфи.
— В клинику, и поскорее. — Поки кивнул на Дэвида. — Ему предстоят тяжелые минуты.
Прошло четыре часа, прежде чем Дэвиду разрешили ее увидеть. Четыре часа он кружил в комнате ожидания вокруг журнального столика с раскрытым журналом. В комнате был еще один мужчина, он сидел под знаком, запрещающим курение, и дымил сигаретой. Потушит окурок и тут же закуривает следующую. Он молчал, но в глазах его застыл страх. В одиннадцать мужчину позвали, и Дэвид остался один. Кейт была в операционной уже три часа. Сколько времени надо, чтобы вытащить пулю? Неужели возникли осложнения?
В полночь медсестра просунула голову в дверь:
— Вы мистер Рэнсом?
Он резко обернулся, сердце бешено заколотилось.
— Да!
— Просили вам передать, что доктора Чесни уже прооперировали.
— Как… она?
— Все прошло прекрасно.
Он выдохнул с облегчением.
— Если хотите поехать домой, мы вам позвоним, когда она придет в себя.
— Я должен ее видеть.
— Она еще без сознания.
— Все равно я должен.
— Но мы разрешаем только родственникам… — Она увидела его глаза и неловко запнулась. — Пять минут, вы поняли?
О, еще бы. Он пронесся мимо нее через двери реанимации.
Кейт лежала в последнем боксе, залитая ярким светом. Маленькая бледная фигурка, окутанная пластиковыми трубками. Тонкий полупрозрачный занавес отделял ее от соседнего бокса. Он стоял рядом и думал, что она напоминает сейчас недоступную спящую принцессу из сказки. Вокруг, проверяя кислород и капельницы, суетились медсестры. Дэвид был здесь бесполезен, но он словно прирос к месту, и персонажу приходилось его обходить, как большой камень. Одна их сестер показала на часы:
— Вы нам мешаете. Пора уходить.
Но он не мог уйти. Пока не будет уверен, что все в порядке, они его не выгонят.
— Она просыпается.
Ей показалось, что тысячи солнц светят сквозь веки. Она слышала приглушенные голоса, причем один был хорошо знаком. Медленно, с неимоверным трудом она открыла глаза.
Постепенно взгляд сфокусировался — появилось лицо женщины, знакомое, из далекого прошлого, но она не могла вспомнить, кто это. На ее халате она увидела имя: Джули Сандерс. И вспомнила.
— Вы меня слышите, доктор Чесни? — спросила Джули.
Кейт слабо кивнула.
— Вы в реанимации. Чувствуете боль?
Чувства возвращались постепенно. Слышно было шипение кислорода в трубке и мягкий ритмичный сигнал кардиографа. Боли не было. Только опустошение и полная обессиленность. Хотелось спать.
Потом раздался знакомый голос:
— Кейт?
Она повернула голову. Увидела Дэвида, хотела протянуть руку, но не смогла. Он сам взял ее за руку. Осторожно, как будто боялся сломать.
— Все хорошо, — он прижался губами к ее запястью, — слава богу, все хорошо.
— Я ничего не помню…
— Тебя оперировали. Три часа. Они показались вечностью. Пулю достали.
И она вспомнила. Порывы ветра. Гребень горы, исчезнувшая внезапно Сьюзен.
— Она погибла?
Он кивнул.
— А Гай?
— Не будет ходить некоторое время. Как он смог позвонить в полицию, не представляю. Но он смог.
Она думала о Гае, ведь его жизнь теперь рассыпалась на куски.
— Он спас мне жизнь. А сам потерял все.
— Не все. У него есть сын.
— Да. Уильям всегда будет его сыном. Не по крови, по любви, что сильнее. И будет утешением после случившейся трагедии.
— Мистер Рэнсом, вам надо уходить, — настойчиво сказал подошедший пульмонолог, который должен был проверить работу легких Кейт.
Дэвид наклонился и неловко поцеловал ее. Если бы он сказал, что любит ее, тогда ее обрадовало бы прикосновение сухих губ. Но он не сказал. Потом доктор начал спрашивать ее о самочувствии, сестры отсоединяли трубки жизнеобеспечения, сделали укол обезболивающего. Захотелось спать. Она еще пыталась бороться со сном, когда ее повезли из реанимации. Ей надо было сказать что-то очень важное Дэвиду, и это не могло ждать. Но вокруг было много людей, они переговаривались, а у нее не было сил говорить. Вдруг ее охватила паника, что она не успеет сказать, что любит его. И все-таки, перед тем, как сон одолел ее, она обрадовалась, что гордость не позволила ей признаться ему в любви. И снова погрузилась в темноту.