Смерть под ножом хирурга

Почти против своей воли он двинулся к ней на помощь. Она не замечала его приближения. Нагнувшись, он подобрал с земли несколько монет и протянул ей. Она не шевелилась.

— Кажется, вам нужна помощь.

Поскольку она все еще не замечала протянутой руки с мелочью, ему пришлось просто вложить ей в ладонь монеты. Она поблагодарила.

Некоторое время они смотрели друг на друга.

— Я не ожидал увидеть вас здесь, — заметил он, — зачем вы пришли?

— Это было… ошибкой.

— Ваш адвокат вам посоветовал прийти?

Она удивилась:

— Почему?

— Показать О'Брайенам, что сожалеете.

Она вспыхнула:

— Вот как вы считаете? Что это было проявлением стратегии?

— Такое случается.

— Зачем вы здесь, мистер Рэнсом? Это часть вашей стратегии? Показать клиентам, что вы сочувствуете?

— Да, я им сочувствую.

— И думаете, что я — нет.

— Я этого не говорил.

— Но вы это имели в виду.

— Не принимайте все мои слова так близко сердцу.

— Нет, я принимаю их как выпад лично против меня.

— Не надо. Это просто моя работа.

Она сердитым жестом отбросила со лба прядь.

— И какая у вас работа? Наемного убийцы?

— Я не нападаю на людей. Я нападаю на их ошибки. И даже самые лучшие из докторов допускают ошибки.

— Это вы мне говорите! — Она отвернулась, глядя на море, где течением все дальше относило прах Эллен О'Брайен. — Я знаю это, мистер Рэнсом, каждый раз перед операцией понимаю, что, если я возьму не ту ампулу или неправильно настрою аппарат, чья-то жизнь окажется в опасности. О, у нас свои способы снимать напряжение. Черные шутки и черный юмор. Наш смех и предметы для шуток могут показаться кощунственными, но таким образом мы выдерживаем и выживаем. Вы об этом понятия не имеете, законники. Вы и вся ваша проклятая профессия. Вы не представляете, что бывает, когда мы теряем больного.

— Я знаю, что это такое для семьи вашего пациента, которого вы теряете. Каждая ваша ошибка — их страдания.

— Видимо, вы никогда не ошибаетесь.

— Все совершают ошибки. Но разница в том, что вы свои стараетесь похоронить.

— Вы никогда не дадите мне забыть, верно?

Закат приобрел оранжевый оттенок, отблеском горел на ее волосах и красных щеках. И вдруг он подумал, что будет, если пальцами расчесать ее спутанные ветром волосы и губами коснуться лица. Мысль выскочила ниоткуда и была нелепой. Но она стояла в такой опасной близости, что он должен был либо отступить, либо поцеловать ее.

Он с трудом вновь обрел хладнокровие.

— Как я уже сказал, доктор Чесни, мы просто делаем свою работу.

Она покачала головой, ее каштановые, с выцветшими от солнца прядями, непослушные волосы струились по ветру.

— Нет. Я думаю, это что-то вроде вендетты. Вы готовы повесить всех медиков, не так ли?

Дэвид был поражен ее обвинением. Но, даже начав опровергать, вдруг понял, что она нанесла удар близко к цели. Она сумела найти и разбередить старую рану, вскрыла ее как скальпелем.

— Я хочу мстить всем медикам? В таком случае позвольте вам сказать, мою работу легкой делают именно такие некомпетентные врачи.

У нее в глазах вспыхнула ярость, они стали горячими, как раскаленные угольки. Он думал, что она ударит его. Но Кейт развернулась, села в свою машину и захлопнула дверцу. Потом так рванула свой «ауди», что ему пришлось отскочить в сторону.

Он смотрел на удалявшийся с ревом автомобиль и жалел о своих жестоких словах. Причина все-таки была для этого веская — пагубное влечение, которое он к ней испытывал, надо было оборвать сразу и навсегда. Вдруг что-то блеснуло в том месте, где стола ее машина. Он поднял серебряную ручку, которая, очевидно, закатилась под автомобиль. На ней было выгравировано имя владельца — Кэтрин Чесни. Доктор медицины.

С минуту он постоял, думая о Кэтрин. Интересно, ждет ли ее кто-нибудь дома? И вдруг его пронзила мысль о том, насколько он одинок, как пуста его жизнь.

Когда-то он был благодарен наступившей пустоте. Она означала благословленное окончание ноющей боли. Теперь захотелось других ощущений, чтобы удостовериться, что он еще жив. Он знал, что эмоции внутри него все же теплятся, и теперь убедился в этом, когда смотрел на Кейт. Не полное пробуждение, не вспышка, а просто слабое напоминание.

Оказывается, пациент скорее жив.

Он вдруг понял, что улыбается. Подбросил ручку вверх и ловко поймал. Положил в нагрудный карман и пошел к машине.

Собака лежала под наркозом, раскинув лапы, брюхо было выбрито и смазано йодом. Это была немецкая овчарка, в приличном состоянии, ее хорошо содержали, но не любили.

Гай Сантини ненавидел, когда красивое животное погибает в результате научных экспериментов. Но лабораторных животных было мало, и он вынужден довольствоваться тем, что ему поставляют. Он утешил себя сознанием, что животные не испытывали боли. Они спали, находились в блаженном неведении до конца. Потом им вводили смертельную инъекцию пентонала. Такой конец лучше, чем на улице, и каждый служил науке, приближая открытия, раскрывая тайны заболеваний печени.

Он взглянул на инструменты, разложенные на подносе, — все было готово.

Двери позади него распахнулись, послышались шаги, и он увидел около стола Энн Рихтер.