Смерть по вызову

– Что за ржание? – в груди у ювелира заклокотало. – Прекрати этот смех.

– А мне смешно, – крикнул из туалета Витя.

– Ты уволен, болван, – Бернштейн сжал кулаки.

– Да пошел ты к черту, засранец, вонючка поганая.

Из туалета доносился не тихий смех, а гомерический хохот.

– Так вот, – Рудольф Андреевич кашлянул в кулак. – Сейчас вы умрете. Ну, не сразу, конечно. Паяльной лампой я поджарю вам спину до хрустящей корочки. А потом проткну эту корочку, чтобы сок брызнул вместе с сукровицей.

– Наконец-то тебя поджарят, – в туалете раздался новый залп смеха.

– А потом я выступлю по телевизору, – продолжал Рудольф Андреевич. – Расскажу народу, как лучше готовить худосочные ювелирные задницы. Конечно, я не мастер горячих блюд, но будем экспериментировать, пробовать, учиться на ходу.

– Его зовут, – сухой язык плохо слушался своего хозяина. Пусть уж лучше Вербицкий голову отрежет, чем этот садист надругается со своей паяльной лампой, – решил ювелир.

– Я вам даже помогу, – сказал Рудольф Андреевич. – Он ведь врач «скорой помощи». Так?

– Так, – кивнул ювелир. – Вербицкий Валерий Александрович.

Бернштейн назвал адрес и домашний телефон Вербицкого.

– Если вы все знали, зачем пришли ко мне? – спросил ювелир, оживая поле приступа нечеловеческого страха.

– Чтобы убедиться, что я прав, – просто ответил Егоров.

Одевшись, он бросил ключи от наручников на стол ювелира и вышел из мастерской, сопровождаемый шутками и смехам лежавшего на кафельном полу охранника Вити.

Глава 23

Вечером в закусочной «У семи дорог» подавали жареные сосиски с картошкой и сухариками. Посетителей собралось немного, и Ларионов с Максименковым, расположившись у окна, рассматривали блестящие под фонарями черные лужи, напоминавшие бесформенные пятна разлитого мазута. Дождавшись, когда пена осядет, Максименков, видимо, торопившийся домой, сделал такой большой глоток пива, что чуть не закашлялся. Ларионов, наблюдая за юристом, посасывал соленый сухарик, первую жажду он уже утолил.

– Почему вы нам помогаете? Ну, в смысле Ирошникову помогаете. Он вам не друг, не родственник.

– Дима, все мы люди, все мы, если можно так выразиться, в какой то степени даже человеки, – Максименков икнул. – А, вообще-то говоря, сам не знаю. Возможно, это мое предназначение людям помогать.

– Мы с Ирошниковым постараемся отплатить добром.

– Слушай, ни на какое там ответное добро и на другие глупости я не рассчитываю, – Максименков поморщился. – Помогаю, потому что имею возможность помочь. А своему другу передай: это против моих правил принимать благодарность от людей, которым нужна помощь. Спасибо скажет – и ладно.

– Когда Ирошников узнал о вашей идее, он сказал, что это отличный вариант.

– Он правильно мыслит, – кивнул Максименков. – Понимает свое положение. Прикинь. В Москве ему больше оставаться нельзя. Все телефоны, ну, друзей, подруг, сослуживцев Ирошникова на прослушке у милиции. Многие его знакомые, возможно, и ты, на прослежке. Я даже удивляюсь, что его до сих пор не взяли. А мой вариант для Ирошникова – просто находка.

– Пожалуй, так, – согласился Ларионов, но на душе почему-то было тяжело.

– Один мой клиент просто в разговоре спросил, не нужен ли кому чистый паспорт и военный билет, – Максименков дожевал сухарь. – Спрашиваю того клиента: сколько времени нужно, чтобы достать эти бумаги. Он говорит, хоть завтра принесу. Тоже человек мне кое-чем обязан и, что удивительно, помнит о своих долгах. Это я без намеков. Прошлый раз я велел принести фотографии Ирошникова. И вот документы готовы. Чистые документы. Ирошников Антон Васильевич теперь стал Шеваловским Ильей Михайловичем, евреем, прописанном в Петербурге. Холост, детей не имеет. Образование высшее, лейтенант запаса.

– По-моему, с национальностью вы немного того, перестарались, – сказал Ларионов.

– Если ты еврей, люди начинают смотреть на тебя, как на приличного человека. А Ирошникову передай от меня, пусть обрезание сделает. Ну, на всякий случай, для конспирации. На тот случай, если не только паспорт попросят предъявить.

Максименков рассеялся пошловатой шутке. Запустив руку во внутренний карман пиджака, вытащил объемистый незапечатанный конверт, передал его Ларионову.

– В конверте паспорт, военный билет. Плюс небольшая сумма, подъемные. Вернет, когда деньги заведется. И ещё бумажка, на ней телефон Вячеслава, моего питерского приятеля, коллеги. Слава с женой живут в центре. Но у него ещё есть одноканатная квартира где-то на Черной речке. Холостяцкая берлога, никакой роскоши. Но для Ирошникова в самый раз. Со своим приятелем я в принципе договорился, он встретит Ирошникова на вокзале, поможет устроиться и нальет сто грамм.

– Да, за дела вы беретесь основательно, – Ларионов спрятал конверт.

Максименков вытер влажные губы и принял из рук официанта полную кружку пива.