Егоров спустился по обледенелым ступенькам, ведущим в подвал ювелирной мастерской, надавил пальцем пуговицу звонка, прислушиваясь к шорохам и свистам в переговорном устройстве, вмонтированном на уровне человеческой груди в металлическую дверь. Тускло по-зимнему светился круглый глазок, видимо, в одной из комнат внутри подвала разглядывали на мониторе физиономию Егорова, но отпирать дверь не торопились. «Вам кого?», – прозвучал голос невидимки, шумы и шорохи в переговорном устройстве усилились. «Мне Бориса Самойловича, – ответил Егоров и добавил. – Я по делу». Шуму и свистки стихли, но дверь не открылась. «А вы по какому делу?» – переговорное устройство изменило голос, перейдя на стариковский, немного гнусавый баритончик
«Я по личному, сугубо личному делу», – ответил Егоров, дурацкая беседа надоела ему окончательно, и он постучал ботинком о ботинок, будто замерзли ноги, потер ладонью нос. «Я пришел от…» – Егоров назвал имя перекупщика, предлагавшего Романову иконы на продажу. «Одну минуточку», – щелкнул замок, ушел в сторону стальной ригель, блокирующий дверь с противоположной стороны. Егоров потянул ручку на себя, прошел внутрь, спустился на одну ступеньку и, зацепившись ногой за что-то, чуть не грохнулся на бетонный пол. Предбанник и коридор освещала единственная сорокасвечовая лампочка под пыльным пластиковым колпаком.
– Прошу сюда, – седенький ювелир возник ниоткуда, словно спустился с потолка на парашюте. – Тут по первости люди всегда спотыкаются.
За спиной старика появился верзила в черной рубахе, с мрачным видом скрестил руки на бочкообразной груди. Ого, на ремне расстегнутая кобура с Макаровым, короткая деревянная дубинка, крашенная под резиновую, две пары стальных наручников, пугающий своими размерами нож Рембо в матерчатом чехле. Наверняка этот верзила добрый малый и даже человек хороший, а этот злобный взгляд и обезьяньи ужимки всего лишь часть его работы, – приободрил себя Егоров, улыбаясь в каменное лицо громилы.
– За мной, пожалуйста.
Повернувшись к Егорову спиной, ювелир продемонстрировал овальную плешь на затылке. Протиснувшись между стеной и охранником, Егоров, наконец, оказался в тесной сырой клетушке с двумя зарешеченными оконцами под потолком. Бернштейн закрыл дверь, оставив за ней охранника, и даже повернул в замке ключ.
– Раздевайтесь и на вешалочку пальтишко.
Глаза Бернштейна из-под седых бровей изучали посетителя. Дорогая обувь, пальто и костюм приличные, золотые часы, надутый гусь, этот не из милиции – решил ювелир.
– Вот веничек, снег с ботинокочек отряхнуть, – Бернштейн протянул Егорову стертый, словно обкусанный собаками веник.
Отряхнув с обуви снег, Егоров занял стул, предложенный ювелиром.
– Что, холодно у нас?
Кутаясь в меховую жилетку, Бернштейн сел на кресло с высокой спинкой и поежился так, будто хотел достать плечами отвислые уши. О погоде ювелир всегда говорил охотно, даже вдохновенно, умея разглядеть в атмосферных явлениях знаки и знамения, посылаемые свыше. Да и душевный разговор с клиентом всегда на пользу делу, такой разговор делает людей ближе и понятнее друг другу.
– У нас холодно, – ответил ювелир на свой же вопрос. – А ведь весна на дворе. Прошлые два дня какая теплынь стояла – и вот нате.
– На улице не так уж холодно, – Егоров принял приглашение к душевному разговору. – Ветер, правда, гуляет. А вот у вас тут в помещении действительно не жарко, Он поднял глаза, осмотрел сырые потолочные углы, изъеденные ржавчиной прутья решеток на окнах.
– Раньше мы в самом центре сидели, – ювелир грустно покачал головой. – Но весь центр скупили-перекупили барыги, честному человеку теперь там делать нечего. Годами обживали то место и вот – грянуло.
Ювелир посмотрел в потолок.
– Простите, не представился, – встав, Егоров протянул руку ювелиру. – Савицкий Рудольф Андреевич. Легко запомнить, потому что имя редкое.
Ювелир потряс ладонь гостя, хотел назвать свое имя, но понял, что в этом нет никакой нужды.
– Значит, вы от Королева? – уточнил он.
– От него самого, – Егоров заулыбался. – Королев показал мне список икон, который хочет продать какой-то ваш знакомый. Я заинтересовался, записал ваш адрес. К чему крутить, вести переговоры через десять посредников. Мне только нужно раз взглянуть на доски – и сразу дам ответ. Торговаться не в моих привычках. И вас и Королева я, разумеется, отблагодарю.
– Чем больше посредников, тем выше цена, – Бернштейн посмотрел на наручные часы, хотя никуда не спешил. – Не знаю уж, как вы будете рассчитываться с Королевым, ваше дело, но я беру три процента с суммы продаж – это мои комиссионные, – сказал Бернштейн твердым голосом. – Я вас заранее предупреждаю, чтобы в дальнейшем не возникло разных недоразумений.
– Принято, – кивнул Егоров. – Щадящий процент. Сразу видно, что вы в хорошем смысле слова старомодный человек. Всего три процента. Да в наше время почти никто меньше десяти не берет. Приятно с вами иметь дело.
– Таковы мои правила, – скромно опустил глаза ювелир. – Прежде всего честность с клиентами. Я дорожу своим добрым именем.