Смерть пиявкам!

— Она вся дрожала мелкой дрожью, — начала Лялька свой рассказ. — Ничего удивительного. Ведь отец оказался не просто психом, но психом-убийцей. Такое кого хочешь напугает. И еще мне показалось, что она за своего мужика боялась, ну, того самого Хенрика, и сдается мне, правильно боялась…

— И я так думала. Но только до тех пор, пока с ним лично не познакомилась.

— И какой он?

— Отличный мужик! Интеллектуал, порядочный, солидный — в общем, мужчина что надо. В нашу шайку убийц никак не вписывается. Если надо, кого угодно прибьет на месте, но только защищая близкого человека.

— Вот она и боялась, что он из-за нее сотворит что-нибудь. А кроме того, отец — это отец, даже закон не заставит отречься от него. И она надеялась, что, может, это не он, а тот негодяй, забыла, как его, Перильский или Ступеньский… Ну так что, это уже доказано?

Утром мне доставили две кассеты — одну закинул Островский, вторую привез Гурский, суховато заявив, что это мне подарок — на память.

Так что мне оставалось лишь включить магнитофон.

— …Ну как вы себе это представляете? —гремел голос Гурского, в котором отчетливо угадывалось ехидство. — Нам на голову свалилась целая серия убийств, причем людей заметных, в основном из мира телевидения и, ладно уж, и культуры. Так я лечу к прокурору и требую ордер на обыск дома человека, никак с ними и с этим миром не связанного. А доказательства того, что он убийца? — вопрошает прокурор. А я ему отвечаю — мол, у пани Хмелевской такое предчувствие. Меня даже с работы не уволят, прямиком отправят в сумасшедший дом, где запрут до конца дней моих.

— Да не предчувствие у меня было,— раздался мой, до ужаса ненатуральный и писклявый, голос.

А Гурский продолжал:

— Так этот тип подходит по характеру, поясняю я, а прокурор опять спрашивает, откуда мне это известно. А потому что некая баба Вишневская так сказала. К тому же мы обнаружили одно из орудий убийства. Где обнаружили? Да у одной старушки с гнойным аппендицитом, которая, насколько мне известно, никогда не переступала порога телецентра…

— Один раз переступила.(Это голос Петрика.)

И опять Гурский, не реагирующий на замечания слушателей:

— Но в телецентре работает ее сын. А подозреваемый — его крестный отец… И что я, холера ясная, имею для ордера, спрашивает меня прокурор, а я поясняю, что у каждою христианина должен быть крестный отец… Ведь бывает же, что просто в воде крестят, не в церкви? — проявляет эрудицию прокурор, а я ему отвечаю, что это если младенец сразу помирает. A Петр Петер жив.

Яду в голосе Гурского прибавилось.

— Предположим, прокурор сдерживается, не выставляет меня за дверь, а вместо этого интересуется: где находился подозреваемый во время совершения убийств? Может, его видели на месте преступления? Что вы, отвечаю, его вообще не было в Варшаве…

— Так он же приезжал!(Мой возмущенный писк.)

— Ага, пани Хмелевская видела какого-то забинтованного типа, который, сняв бинты, уехал на незнакомом ей авто. Железная причина для получения ордера на арест!

В последних словах Гурского яд сменился отчаянием.

— Ну, знаешь ли, — покачала головой Лялька, — похоже, твоему менту пришлось немало пережить. Так каким же чудом он добился истины?

Я ее успокоила:

— Слушай дальше, сейчас будет запись Островского. Никто даже не заметил, когда он сменил одну кассету на другую, одной бы не хватило.

— Давай же!

— Свидетели!(Это вмешался адвокат.)