Смерть отбрасывает тень

– Иди умойся… Вот народ… Так налижутся, что с лавок падают, – но видя, что все старания задержанного подняться ни к чему не приводят, он подошел к нему и помог встать. Все равно ноги плохо слушались, подгибались. Кое-как передвигаясь, поддерживаемый старшиной, он вошел в туалет.

Вода обожгла губы, как огнем, и прополоскать рот он так и не сумел. Язык распух и лежал во рту, как чужой. Ноющая боль пронизывала, особенно чувствовалась она в области почек, поэтому он даже не смог сходить по нужде.

С трудом умывшись, Виктор опять с помощью старшины вернулся в камеру.

Старшина, уходя, посоветовал:

– Не упрямься, парень, а то… – и запнулся под ненавидящим взглядом Виктора, но потом все-таки добавил: – А жаловаться станешь – всю жизнь каяться будешь.

Не дождавшись в ответ ни слова, старшина захлопнул дверь камеры и ушел, бодро насвистывая под нос, в дежурную часть.

* * *

В понедельник перед работой Голиков решил заехать в Московский райотдел, чтобы переговорить с дежурным следователем, пока тот не сменился. Работники дежурной части приветствовали его, а старший по райотделу капитан Короленко пояснил, что следователь, к сожалению, ненадолго отлучился, но предупредил, что скоро будет, а Голиков пока может побеседовать с инспектором розыска Карым, который помогал вести дознание задержанного Никулина Виктора Афанасьевича.

Александр Яковлевич счел совет капитана дельным и поднялся на второй этаж. В кабинете следователя из-за стола вскочил инспектор розыска лейтенант Карый.

– Здравия желаю, товарищ майор! Рад вас видеть! Мы со следователем Чалым целую ночь раскручивали Никулина. Оказался крепким орешком, но у меня, – Карый ухмыльнулся углом тонкого, бескровного рта, – и не такие ломались… Слыхали, наверное!

– Как же, как же… – скептически парировал майор, до которого действительно доходили слухи, что Карый пользуется недозволенными методами допроса, но поскольку жалоб от задержанных и подследственных не поступало, то Голиков при случае ограничился лишь беседой на эту тему с начальником ОУР Московского района, майором Роденко. – И что же удалось выяснить?

– Практически все! – черные глаза лейтенанта радостно вспыхнули: знай, мол, наших. – Правда, пришлось повозиться основательно. Единственный прокол – не назвал сообщника. Но это поправимо… Завтра, послезавтра…

– Где он сейчас находится? – перебил лейтенанта Голиков.

– Пока у нас. Но Чалый пошел за санкцией в прокуратуру. Отправим его в тюрьму для созревания, а там уже дело техники. Готовенького возьмете, – Карый довольно хихикнул. – Вы уж и про нас с Чалым не забывайте… Давно мечтаю перейти к вам, а то в райотделе никакого размаха, да и дела помельче.

– Поживем – увидим, – уклонился майор от разговора. Его начали раздражать бахвальство и самоуверенность Карого. – А пока дайте мне взглянуть на показания Никулина.

Карый молча подал ему папку с материалами. Голиков присел на стул и не спеша начал просматривать их.

Допрос подозреваемого, протокол опознания, допрос обвиняемого, обвинение, предъявленное Никулину, – все оказалось составленным четко и грамотно, без малейших нарушений.

Не успел еще майор детально ознакомиться с делом Никулина, как в кабинет влетел следователь райотдела Чалый.

– Вот так-то, товарищ майор, – заторопился он, помахивая у себя под носом только что добытым в прокуратуре постановлением на арест Никулина.

– Надо было для начала хоть поздороваться.

– О, прошу прощения, товарищ майор! Здравия желаю, товарищ майор!..

– Ладно, ладно, продолжайте.

– Еле уговорил заместителя прокурора, – продолжал Чалый, все еще, как веером, обмахиваясь постановлением.

– Присаживайтесь, отдохните от трудов праведных, – пригласил Голиков, и следователь опустился на стул рядом с ним, вопросительно посматривая на Карого, пока майор знакомился с делом. Карый всем своим видом давал понять, что наконец-то они утерли нос Голикову, все в ажуре, и можно примерять новые погоны.

Несколько минут прошло в молчании, потом Александр Яковлевич отложил папку в сторону и спросил у следователя:

– Олег Савельевич, меня настораживает тот факт, что Никулин, признавшись, что стоял, как говорится, «на стреме», ничего не говорит о своем сообщнике. Обычно в таких ситуациях либо отрицают все, либо признаются во всем. Чем вы это объясняете?

– Позвольте с вами не согласиться, товарищ майор, – Чалый встал и засеменил по кабинету, его маленькое личико озабоченно хмурилось. – В данном случае он просто не смог отвертеться. Ведь доказано, что он был возле дома. В протоколе опознания это четко зафиксировано. Ну, а дальше он решил спасать свою шкуру, чтобы потом сообщник не свалил всю вину на него. А выдать его он просто боится.

– Трудно в это поверить, но вам видней, – Голиков решил rie продолжать бессмысленный спор, тем более что показания Никулина частично подтверждали правоту Чалого. – Единственное, о чем я попрошу – позволить мне переговорить с задержанным. – Заметив, что оба недоуменно переглянулись, майор добавил: – Я не настаиваю, однако…

Чалый перестал ходить по кабинету, сел на свое место за столом и официальным тоном произнес: