Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера

– Если спасешь ее, – Скарлетт задохнулась, – она спасет меня. Это мой единственный шанс. Иди.

– Но Ниса…

– Верь мне. Просто сделай это!

– Ладно, ладно, но ты держись, слышишь? – Адриан поднялся из грязи, подобрал мечи и поймал Танцорку. – Я скоро вернусь. Дождись меня!

Он вскарабкался в седло. Скарлетт лежала, скрючившись на мокрой тропе, вцепившись руками в живот, и постанывала при каждом вдохе. Струйка темной крови сбегала вниз, мешаясь с дождевыми потоками.

– Адриан, – с трудом сказала она. – Манзантские работорговцы… ты был прав. – Она втянула воздух. – Я сделала это не из-за Ройса.

Адриан уставился на нее, чувствуя, как дождь течет по лицу.

– Только не сдавайся. Слышишь? Дождись меня! Я скоро вернусь!

Глава двадцать третья Монастырь ночью

Когда Ройс въехал во двор монастыря, буря начала стихать. Старый камень, мокрый от дождя, мерцал и вспыхивал при последних проблесках молний. Три мрачных монаха во влажных рясах ждали у ворот. При виде Ройса они не удивились.

– Сюда. Сюда! – Самый пожилой направил Ройса к теплому свету внутри. – Как она? Когда разразилась буря, мы поняли: что-то случилось.

К тому времени как они добрались до монастыря, глаза Нисы закрылись, тело обмякло.

– Возьмите ее, – произнес Ройс, опасаясь, что уронит Нису, когда будет спешиваться.

Один из монахов помоложе подставил руки и принял ношу. Ройс испытал облегчение, сменившееся чувством утраты. Он не понял и половины из того, о чем говорил труп Нисы, и мало чему поверил.

Ройс не думал, что она лгала. Ниса не была похожа на лгунью, а отсутствие дыхания и холодная кожа подтверждали ее рассказ лучше любого свидетеля, но Ройсу трудно было поверить в подобное. Он встречал проповедников, священников и отшельников, каждый вербовал неофитов, предлагая свою версию жизни и смерти. Ройс не видел смысла принимать их точку зрения, когда у него была своя, причем жизнеспособная, в отличие от религии. Но Ниса – кем бы ни являлось это существо – не хотела от него веры, поддержки или денег. К чему плести столь запутанную ложь, если в ней нет смысла? Передавая Нису монаху и глядя, как ее уносят в монастырь, он понял, что упускает этот самый смысл.

Что ей от меня нужно?

– Значит, ты и есть тот самый второй, – сказал старый монах.

Ройс не сразу сообразил, что он имеет в виду.

– Да. Очевидно, вы встречались с Адрианом.

Монах кивнул:

– Я настоятель Августин. Спасибо, что привез ее. Дальше мы обо всем позаботимся.

Если так он предлагал Ройсу уехать, то старика ждало разочарование. Рисковать ради кого-то жизнью было не в привычках Ройса, и он желал знать причину своего поступка. Ройса познакомили со сказкой – но не с его местом в ней. Она не просто так попросила его привезти ее сюда.

Дело в том, что я эльф? Возможно. Но есть что-то еще.

Ройс мало во что верил. Он полагался на незыблемую скалу людской предрасположенности к жадности и ненависти. Никто не делал ничего, что не приносило ему выгоду. Эта аксиома столь часто подтверждалась, что могла состязаться с водой, текущей вниз.

Ей что-то нужно, но что именно?

Ройс спешился и последовал за монахами в большое помещение, увитое плющом. Они не пытались остановить его. Один даже придержал дверь.

– Ты когда-нибудь видел такую погоду? – спросил юноша.

Ройс кивнул. Буря была сильной, но летом это часто случалось.

Монах по-прежнему стоял у двери, глядя на небо.

– Я видел такую грозу лишь однажды. Когда умерла старая Мэдди Олдкорн.

– Это была последняя сильная буря?

Монах покачал головой:

– Последняя буря. Последний раз на моей памяти, чтобы дождь шел днем.

Они пронесли Нису через большое, просторное помещение – церковный неф – к алтарю. Ройс заглядывал в Маресский собор в Медфорде, и этот монастырь в подметки не годился даже тамошнему отхожему месту. Здесь не было сидений, скамеечек для коленопреклонения, статуй, мрамора или резного красного дерева. И ни следа золота, лишь каменный пол и высокая деревянная крыша. Открытые жаровни и свечи были единственными источниками освещения, а алтарь представлял собой простое возвышение с пюпитром для книги.

Книг Ройс не увидел. Это место могло бы сойти за медфордскую конюшню, если бы не стены и не потолок. Их покрывали фрески. Стены Маресского собора тоже были расписаны: белобородый мужчина возлагал корону на голову красивого юноши, а сверху лились лучи света – Марибор совершал миропомазание Новрона.

Тут картины были другими. Потрескавшимися, с тонкими паутинистыми линиями в местах, где краска стала хрупкой; сама стена тоже потрескалась, и широкие трещины пересекали рисунки. Цвета были приглушенными и тусклыми; некоторые штрихи совсем исчезли. Художникам, творившим эти фрески, недоставало таланта по сравнению с их коллегами в соборе. В результате изображения получились грубыми – плоскими, без ощущения глубины или перспективы.