Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера

У нее в глазах были слезы, и неровный стол подрагивал. Ножки издавали неприятный, глухой стук: бух, бух, бух.

Ройс поставил острие Альверстоуна между мизинцем и безымянным пальцем на правой руке Додж.

– Первый вопрос: где Адриан?

– В погребе, вон там. – Зная правила, она показала головой.

Ройс поднял кинжал и опустил между безымянным пальцем и средним.

– Второй: он жив?

– Да, просто спит.

– Везучая, везучая леди.

Он поставил кинжал между средним и указательным пальцами, которые дрожали так сильно, что она могла порезаться. Это не составляло труда – Альверстоун был суровым клинком.

– Третий: почему он в погребе?

– Заперся, когда понял, что я отравила его.

– Отравила?

На мгновение Шпат перестала дышать. Когда вновь начала, ее дыхание больше напоминало всхлипы.

– Четвертый: почему он еще там?

– У него единственный ключ, а я была карманницей, не взломщиком. У меня нет навыков. Мы решили, что ты скоро появишься, и не хотели, чтобы ты застал нас за выбиванием двери. Но я не знала, что это будешь ты.

– Пятый: когда я тебя отпущу, ты сбежишь?

– Нет.

– Другую руку, – приказал Ройс, отодвигая первую. На столе осталось влажное пятно пота. Додж робко положила на него левую руку. Ройс поставил острие Альверстоуна рядом с ее мизинцем и повернул кинжал, чтобы тот впился в древесину.

– Шестой: почему нет?

– От тебя не убежишь.

– Хорошо играешь. – Ройс ухмыльнулся, потом внезапно застучал кинжалом, вгоняя острие между ее пальцами. Шпат содрогнулась, подпрыгнула, испуганно пискнула. Но ладонь на столе не сдвинулась.

– Седьмой: Адриану удалось снять комнату, прежде чем ты его отравила?

– Д-да.

Он вытащил кинжал из стола.

– Вставай, – велел он Шпат, позволяя ей подняться. – Я собираюсь открыть ту дверь. Пока я этим занимаюсь, ты объяснишь своим друзьям, почему им следует быть примерными мальчиками.

Ройс бесшумно пересек зал. На двери в погреб был примитивный двухштырьковый замок – он больше времени потратил на то, чтобы достать отмычки, чем на то, чтобы с ним справиться. Внутри Ройс увидел распростертого на полу Адриана.

– Скажи своим могучим друзьям отнести его в комнату.

Кивнув, Шпат жестом велела Бычьей Шее пошевеливаться.

– Да ладно, Додж, – возразил тот. – Этот парень тощий, как цыпленок.

– Делай, как он говорит, Брук, – строго ответила она.

– Нас восемь человек. Не понимаю, с чего мы должны ему подчиняться?

Шпат покосилась на Ройса.

– Прошу прощения, – сказала она, подошла к бару и схватила нож. Затем направилась к Бруку и молча вогнала лезвие ему в бедро. Он с криком согнулся, держась за ногу, и упал на пол, задев стул.

– А. Это. Ты. Понимаешь? – крикнула Шпат, склонившись над ним и тыча пальцем в нож в его бедре.

– Зачем ты это сделала? – спросил буфетчик.

– Очевидно, он ей нравится, – объяснил Ройс.

Шпат вытащила нож, распрямилась и смахнула тыльной стороной ладони слезы.

– Отнесите Адриана наверх. Сейчас же!

С грохотом попадали стулья: мужчины вскочили и ринулись в погреб.

Ройс присматривал за ними, пока они несли Адриана.

– И хорошенько укройте его, ребята.

– Да, ради Марибора, не причиняйте ему вреда. – Шпат положила нож на стол и снова вскинула руки. – Вихрь, клянусь, я не знала. Не видела, как вы приехали. Услышала, что двое парней помешали вымазать Пейна смолой, и решила, что церковь прислала громил, чтобы присматривали за ним. До меня доходили слухи о наемном убийце, но если бы я знала, что ты…

– Поздравляю с удачной игрой в «Десять пальцев». У тебя хорошо получается. Неудивительно, что все твои по-прежнему при тебе.

Ройс смотрел за процессией, которая без происшествий подняла Адриана по лестнице. Мужчины словно несли гроб на похоронах.

– Адриан обрадуется, что спас тебе жизнь, запершись в погребе, – сказал Ройс Шпат. – Он в этом отношении странный.

Глава восьмая Глаз бури

Кристофер Фокс повесил фонарь на латунный крюк в потолке конюшни. Разбуженные светом мухи состязались в глупости с мотыльками, атакуя стекло, огорченные невозможностью сгореть заживо. Нокс возражал против фонаря, но Кристофер не собирался вести дела в темноте.

Никто не счел бы достойной внимания беседу мажордома, главного шерифа, пастора Пейна и кузена короля в освещенной конюшне, даже поздно ночью. Но если бы их застали без света – где угодно, – это вызвало бы подозрения.

– Ну? Что вы думаете? – обратился Кристофер к мажордому Уэллсу.

Торберт Уэллс стоял, скрестив руки, его и без того длинное лицо вытянулось больше обычного.

– Мне по-прежнему не по себе.

– Какие еще гарантии вам нужны? – спросил Пейн. – За нами церковь, а перед вами – кузен короля.

– Все это кажется таким… я не знаю… странным, – ответил Уэллс.

– Все деяния церкви праведны. Мы судим, что хорошо, а что плохо, – заверил пастор.

Уэллс посмотрел на Пейна, с отвращением хмуря лоб.

– Не следует считать меня глупым лишь потому, что я родился в Далгате.

– Нет, разумеется, нет, но…