Смерть как искусство. Том 1. Маски

Они вернулись в кулисы, Звягин оделся и вышел на сцену, а Настя продолжала, стоя рядом с Федотовым, смотреть спектакль и одновременно думать о только что состоявшемся разговоре. Черт знает что, она совершенно подпала под актерское обаяние Звягина и поверила ему, отнеслась к его словам без должной критики, а теперь, перебирая в уме все, что он говорил, поняла, что вся его пламенная речь была не более чем набором красивых слов. Иван был совершенно непоследователен: то актер может убить, потому что он такой же человек, как и все, то не может, потому что он не такой, как все. В голове у молодого актера полная каша. А ведь Гриневич ее предупреждал! Видимо, как раз сейчас Настя и присутствовала при мини-моноспектакле, который разыграли для одного доверчивого зрителя. Звягину нужно было покрасоваться, он хотел внимания, и пусть это внимание не со стороны юной поклонницы, а тетки в годах, выполняющей свою работу, все равно это внимание, в центре которого он, молодая звезда телеэкрана Иван Звягин. Ну, конечно, что это за роль: Кот Бегемот! Не Воланд, не Мастер, даже не Понтий Пилат и уж тем более не Иешуа Га-Ноцри, а всего лишь большой черный кот. С такой ролью вечер, почитай, зря прошел. А вот с мини-спектаклем вечер прошел уже не напрасно.

Надо будет обязательно поговорить с Евгенией Федоровной Арбениной. Вообще-то аргументы Звягина в пользу того, что актер не может быть убийцей, показались Насте любопытными, но она ведь полный дилетант в деле артистического творчества и не может отделить зерна от плевел, а простую болтовню от дельных соображений. Может быть, Арбенина что-то подскажет.

Роль Кота Бегемота актер Звягин не любил еще и за то, что после спектакля приходилось долго снимать грим салфетками, смоченными специальным составом. В урне, стоящей рядом с гримировальным столом, лежала уже целая куча использованных салфеток, а остатки черного грима все еще виднелись на лице.

Дверь гримерки распахнулась, и на пороге появился помреж Федотов.

– Ну, как ты? – спросил Александр Олегович.

– Да нормально, – чуть удивленно протянул Иван. – А что?

Он встал из-за стола, стянул через голову футболку, открыл кран и начал с удовольствием умываться.

– Я про эту, с Петровки. Навешал ей лапши на уши?

Звягин в последний раз плеснул в лицо прохладной водой и потянулся за полотенцем.

– Уф, хорошо! Навешал, навешал, старался изо всех сил. Соловьем разливался.

– И что? Она поверила?

– Вроде поверила. А чего ей не поверить-то? Впрочем, кто его знает… А у тебя какие успехи? Накапал ей на Бережного?

– Ага, – кивнул Федотов, устраиваясь за пустым гримировальным столом. – И на Сеню Дудника заодно. Скушала, даже не поперхнулась. Она вообще доверчивая, эта дамочка, всех слушает, всем верит, ничего не перепроверяет. Как они там работают – не понимаю! Даже удивительно, что они какие-то преступления раскрывают.

Звягин закончил вытираться и достал из шкафа чистую футболку, а ту, которая была надета под сценическим костюмом, сунул в пакет и тут же спрятал в сумку.

– Ты говорил, что их двое. Второй – это тот, который из-за кулис спектакль смотрел, такой седой красавчик?

– Нет, это ее муж. Второго сегодня вечером не было, он пораньше ушел.

– Да ты что?! – изумился Звягин. – Муж? Что, у престарелых дамочек с Петровки еще и мужья бывают? Ну надо же! А второй-то что из себя представляет? А то у меня послезавтра репетиция, наконец-то и до меня очередь дошла, и я тут подумал: а если сегодняшним разговором дело не закончится и на меня второй сыщик нападет?

– Второго не бойся, он молодой мальчик, все время молчит, видно, что Анастасия Павловна у них главная, а он так, на подпевках, подай-принеси. Он вообще странный какой-то, диктофон включит и вопросы задает, а сам смотрит на тебя и как будто о своем думает. Вань, а про ту историю со съемками она не спрашивала?

– Нет. А разве ей говорили?

– Так непонятно! Может, она знает, а может, и нет. Но раз не спросила, значит, никто не проболтался, – сделал вывод Федотов. – Это хорошо. А то заметут тебя, Ванятко, в три секунды.

– Тьфу! – рассердился Звягин, натягивая куртку и доставая из кармана перчатки. – Типун тебе на язык.