Смерть как искусство. Том 1. Маски

Он показывал что-то еще и увлеченно рассказывал, но Настя его не слушала, она вообще не двигалась с места, словно приросла к нему. Сцена была далеко внизу, монтировщики ставили декорации и казались сверху крошечными ожившими игрушками. Она перевела взгляд выше и заметила висящий между падугами скелет. Смотри-ка, у театра как такового тоже есть чувство юмора! А если свалиться отсюда на сцену, то, наверное, это стопроцентная смерть. Интересно, бывают ли в театрах несчастные случаи с монтировщиками? А преступления, когда кого-нибудь умышленно сталкивают с верхней галереи? Перила невысокие, столкнуть человека ничего не стоит, было бы желание… Господи, что за мысли лезут в голову в этом странном и страшном месте! Вон отсюда, бегом, и как можно быстрее. Вниз, туда, где сцена, где люди, где под ногами привычная твердь, а не сплошной воздух. Да, вот она, причина, почему ей так страшно и неприятно здесь, на галерее: кругом воздух и пустота, галерея сплошь решетчатая, и все выкрашено черной краской: и пол, и перила, поэтому плохо видно, и кажется, что ничего вообще нет, только один воздух, нет ничего основательного и надежного, все шатко, темно и страшно. Как на краю бездны. Наверное, надо обладать каким-то совершенно особенным характером, чтобы годами здесь работать.

– Александр, – позвала она, – давайте спускаться, вы еще обещали нам сцену показать.

Федотов обернулся, и глаза его в темноте как-то странно блеснули.

– Что, Анастасия Павловна, страшно? Да вы не бойтесь, театр добрый, он никому зла не делает. А вот вашему коллеге, я смотрю, совсем не страшно, он тут быстро освоился.

– Время, Александр, время. – Настя выразительно посмотрела на часы.

Они спустились вниз, причем Настя с неудовольствием отметила, что ноги у нее стали какими-то ватными, во всяком случае, по ступенькам она спускалась не совсем уверенно. Они снова шли по коридорам, и Настя, как ни силилась, так и не смогла вспомнить, были они сегодня здесь или еще нет. Кажется, были, потому что вроде бы вот эту дверь она вроде бы помнит… Да, все верно, Федотов открывает ее, и они снова оказываются в кулисах.

– Вот мое рабочее место, – указал помреж на небольшой стол с встроенным в него пультом и лампой на длинной гибкой ножке, – но сегодня спектакль веду не я.

Буквально в метре от стола помрежа был еще один стол, на котором лежали разнообразные предметы, а рядом стояла молоденькая девушка с толстой тетрадкой в руках. Тетрадка была открыта, девушка смотрела в нее, потом переводила взгляд на стол, что-то перекладывала, снова смотрела в тетрадку…

– Что она делает? – с любопытством спросил Антон.

– Это новенькая, реквизит «заряжает». Опытные реквизиторы каждый спектакль наизусть знают и без записей обходятся, а новеньким приходится первое время с тетрадкой сверяться. В такие тетради каждый спектакль записывается, подробно-подробно, и схема рисуется, как и что должно лежать.

– А не все равно, как оно лежит? – простодушно спросил Сташис.

– Да вы что! – искренне возмутился помреж. – Лежать должно в строго установленном порядке, так, как удобно актеру, как он привык. Подходя к реквизиторскому столику, он не должен думать, не должен шарить глазами и искать, где лежит то, с чем ему сейчас надо выходить на сцену, он должен знать точно и иметь возможность схватить предмет практически не глядя. Перед выходом на сцену актер не должен тратиться на такую ерунду. Ну, если хотите на сцену, то пойдемте, а то скоро занавес закроют, и все ощущение потеряется.