Смерть императору!

Последние из принимавших участие в церемонии заняли свои места, и тишина, которая вдруг отчетлива возникла, позволила расслышать как толпа приветствует наместника Светония, пока он приближался ко дворцу. Как только первый из его телохранителей, марширующих по обе стороны от изображения Императора, вошел в ворота, воздух наполнился пронзительным медным надрывом, доносившимся из буцин по обе стороны от входа. Через мгновение въехал Светоний верхом на лошади в самом что ни на есть образе римской власти. Его нагрудная сторона доспеха блестела на солнце, а ярко-красный плащ, закинутый назад на плечи, был вышит золотым орнаментом из дубовых листьев, полоски из красной кожи птериги^[32], с окантовкой из золотой нити, свисали с его плеч и вокруг талии. Ниже их до уровня колен у него были красные кожаные калиги^[33] с кисточками. Он был верхом на блестящем черном жеребце, восседая в седле, сделанном лучшими кожевниками Испании. На перевязи у него висел гладий с рукоятью из слоновой кости.

Он проехал по импровизированной аллее, окруженной его легионерами, и спешился у подножия возвышения прежде чем подняться по короткой лестнице к мягкому сиденью перед алтарем, где должна была складываться дань от бриттских племен. Его ликторы выстроились перед возвышением, а знаменосцы подразделений римской армии в Британии выстроились позади и уперли штандарты в камень. Светоний повернулся лицом к толпе и сурово оглядел ее на мгновение, прежде чем медленно поднять руку. Буцинаторы^[34] замолчали. Толпа была неподвижна, и единственным шумом был гомон простых людей, доносившийся с улиц вне дворца.

Катон наблюдал, как Светоний опустил руку и глубоко вздохнул, прежде чем начать свою речь.

— Верные граждане Рима! Верные солдаты императора! Верные союзники Империи, я прошу вас поприветствовать императора Нерона. Да здравствует император! Да здравствует Рим!

— Да здравствует император! — хором повторили солдаты, офицеры, ветераны и чиновники. — Да здравствует Рим!

Один из иценских воинов пробормотал на своем языке фразу, которую Катон знал уже давно: «Смерть Риму».

Вокруг него представители племен присоединились c куда более неровным и приглушенным хором «Да здравствует Рим!», во многих случаях благодаря незнанию латыни и церемониальных правил. Катон прокричал слова по привычке. Светоний подождал, пока стихнет звук, прежде чем продолжить.

— Мы собрались здесь, чтобы принести ежегодную клятву верности императору, Сенату и народу Рима. Это священная клятва, связывающая нас на службе Империи. Эта клятва, которую мы даем сегодня свободно, дает вам защиту, предоставленную всем нам Римом в обмен на нашу лояльность, нашу службу и наш общий вклад. Мы приносим эту клятву императору как живому воплощению духа и гения Рима, как предначертано Юпитером Наилучшим Величайшим. Да здравствует Нерон!

Толпа снова повторила фразу, и рев эхом отразился от стен двора и дворца позади пропретора. Светоний кивнул сигниферу, державшему образ императора, золотое изображение его лица, окруженное вогнутыми серебряными солнечными лучами.

Сигнифер^[35] поднялся на помост рядом с наместником, и Светоний ухватился за него левой рукой, предлагая правую собравшимся перед ним.

— Да начнется присяга!

Старший легат четырех легионов, составлявших костяк армии в Британии, шагнул вперед. Опустившись на колени перед Светонием, он сжал руку наместника между своими, и склонив голову, произнес: — Я, Петиллий Цереалис^[36], командир Девятого Испанского легиона^[37], настоящим клянусь подчиняться императору и служить ему, Сенату и народу Рима. В этом я клянусь своей жизнью и репутацией моей семьи. Да здравствует Нерон! Долгих лет Риму! — Затем он встал, отсалютовал наместнику, развернулся на пятках и вернулся на исходную позицию.

Один за другим приносили присягу другие легаты, затем префекты вспомогательных когорт, которые могли быть освобождены от своих командирских обязанностей для присутствия на церемонии. За ними шли трибуны, несшие службу в легионах. Когда последний из военных дал клятву, настала очередь гражданских чиновников, начиная с прокуратора Катия Дециана и остальных служащих администрации наместника, за которыми следовали старшие магистраты колонии в Камулодунуме и других городах провинции, где был создан местный сенат. Катон почувствовал комок в горле, с гордостью наблюдая, как его лучший друг подошел к пропретору, чтобы принести присягу громким, ясным голосом словно на плацу. Макрон верой и правдой служил Риму практически тридцать лет и полностью заслужил честь быть старшим магистратом колонии Камулодунум.

Катон увидел, как Боудикка взглянула на него и коротко улыбнулась. Он был тронут этим жестом, приятно, что она осознала важность момента и разделила удовольствие видеть, как Макрон наслаждается своим почетным положением в обществе.