Смерть (июнь 2009)

Есть также и пятая смерть, противоположного свойства. Это смерть человека, который как раз и предназначался к тому, чтобы стать расходным материалом - например, солдатская. По солдату никто не скорбит, кроме мамы с папой, да таких же, как он, и это скорбь совершенно особого рода: понимание, что на его месте мог бы оказаться кто угодно, да завтра-послезавтра и окажется. Собственно, это не столько сожаление об утрате, сколько memento mori: «Ну что, ребята… хороший был парень… эх». И все выпивают, и каждый думает о том, о чем вслух говорить не стоит. Но вот про «невосполнимую утрату» на ум нейдет совсем - потому что через неделю пришлют пополнение, и все это тоже знают, и представляют даже, сколько именно пришлют, из расчета среднего расхода личного состава на единицу времени. Тут мне, конечно, скажут, что личность уникальна, что со смертью каждого человека от нас уходит целая вселенная, и колокол звонит по тебе. Плюс к тому же стандартный европейский погребальный политес, хотя и не предполагает бурных изъявлений скорби, зато содержит обязательные к произнесению формулы типа «невосполнимая утрата», «ушел от нас, и его некому заменить», и все прочее, свидетельствующее вроде бы о том же самом. Нетрудно, правда, заметить, что особенно много таких слов говорится как раз в тех случаях, когда покойника не просто можно заменить, а прямо-таки хочется заменить, и самые пламенные речи произносят как раз те, кто уже нацелился на освободившееся местечко. Да вспомните похороны какого-нибудь общественного, прости Господи, деятеля, или, скажем, работника искусства: арию «он был уникальным, неповторимым, другого такого человека не рождала земля и уж точно не родит» в таких случаях обычно исполняют именно кандидаты в наследники и преемники.

Впрочем, европейский политес требует и многого другого, неведомого наивной архаике. Например, публично радоваться гибели врага сейчас считается крайне неприличным - ну разве что в качестве эпатирующего жеста.

На этом стоит остановиться поподробнее. На самом деле трудно представить себе радость большую, чем сознание, что ненавидимый тобою человек загнулся, а ты жив, и уже тем самым его победил или хотя бы переиграл. Дальше, однако, возникает вопрос, многие ли твою радость готовы разделить. В древности, когда люди жили небольшими и хорошо сплоченными общинами, все было понятно: враг одного был врагом для всех. Сейчас не то: социальные сети уплотнились, все жители земли знакомы друг другом через несколько рукопожатий, и твой лютейший враг запросто может оказаться первой любовью супруги твоего хорошего приятеля, причем ты об этом можешь даже не подозревать, потому как жены не склонны открывать подобные тайны сердца мужьям. Но если в гостях у этого самого приятеля в присутствии очаровательной супруги выпьешь за то, что неприятный тебе тип перестал осквернять землю своим присутствием, ты сильно рискуешь отношениями, потому как та постарается ему объяснить, что ты идиот и подонок - и, скорее всего, преуспеет.

Это, впрочем, приличная причина, а есть и неприличная. Радоваться смерти врага - значит, навлекать на себя гнев и ярость его друзей, сторонников и подельников. В некоторых случаях это опасно не только для радующегося, но и для окружающих его людей. Если умирает жестокий бай или безумный тиран, лучше не петь песни на улицах, так как у бая и тирана наверняка найдутся подельники, которые поднимут певунов на копья… Ну или хотя бы стоит подождать с песнями - пока их не прикажет петь следующий тиран, вот тогда будет можно.

Так что не стоит слишком уж радоваться свежим гробам, даже если в гробу лежит мерзавец. Если, повторяю, речь не идет о сознательно наносимой пощечине общественному вкусу - тогда, конечно, дело другое. Хотя это риск: всегда найдутся те, кто не любит пощечин и постарается ответить тем же. И общественное мнение будет, скорее всего, на его стороне.

Но вернемся к теоретизированию. Нетрудно сообразить, что общее, суммарное, так сказать, отношение к смерти примерно зависит от того, с каким именно вариантом таковой люди встречаются чаще всего. По сумме, если угодно.

Ну чтобы было понятно. Низшие слои общества всегда отличаются тем, что называется «презрением к смерти». Нет, речь не идет о мужестве - наоборот, нищие жалки и трусливы. Но вот чужую смерть они презирают: типичное отношение к новопреставленному описывается словами «помер Максим - да и хрен с ним». На самом деле тут более применимо «подох», «ноги протянул» или «кони двинул». Напротив, люди зажиточные ведут себя совершенно иначе: смерть - это серьезное дело, точнее - начало серьезных дел: имущество покойного, долги, положение в обществе, обязательства, и все прочее, чем нужно заниматься, настраивает на соответствующий лад. Про рискующих жизнью я уже сказал - тут тоже все понятно… В общем, дальше, наверное, можно не продолжать: всяк по себе судит.