Смерть, идущая по следу… (интернет-версия)

Но всё сразу встанет на свои места, если мы согласимся с предположением, что смерть Юрия Дорошенко и Георгия Кривонищенко последовала в разное время. Смерть первого, напомним, была спровоцирована отёком лёгких и последовала ещё до того, как его организм выработал весь ресурс гликогена (вещества, расщепление которого является важнейшим элементом теплопродуцирования). Другими словами, Дорошенко в момент смерти ещё сохранял внутреннюю энергию для активной жизнедеятельности и процесс тканевой гипоксии в его организме не зашёл далеко. С Кривонищенко картина совсем иная — наполненность его мочевого пузыря косвенно указывает на то, что за некоторое время до наступления смерти он потерял двигательную активность в силу развившегося кислородного голодания в тканях (той самой гипоксии). Кривонищенко умер позже, причём заметно позже Дорошенко — речь может идти о десятках минут. В течение этих долгих минут он почти не двигался и не ушёл в овраг к своим товарищам — другими словами, он ничего не предпринимал для самоспасения! И ведь товарищи не пришли к нему, не унесли с ветреного места, хотя ему достаточно было крикнуть: «ребята, умираю! замерзаю!» и к нему обязательно примчались обутые и одетые Тибо и Золотарёв. Спасти они его, конечно, не спасли бы, но хотя бы унесли в овраг, с продуваемого всеми ветрами пригорка…

Но не было этого. Не позвал никого Георгий на помощь. И сам по себе к нему никто из друзей не пришёл. Совершенно непонятное поведение, если только мы не допустим, что всё то время, пока Георгий Кривонищенко замерзал на кедре, под деревом стояли его убийцы.

Ещё раз повторим — никто из них не пытался залезть на кедр, поскольку неудачное падение с дерева потенциально грозило серьёзным травмированием, а это было недопустимо для иностранных агентов. Им предстоял многокилометровый бросок к железной дороге, а для этого все они должны были оставаться здоровы. Поэтому они просто ждали, пока упорный комсомолец замёрзнет, возможно, шутили: «всё равно свалишься, лучше сам слезай, мы тебя небольно убьём!» Возможно, напротив, разговаривали с ним вполне серьёзно, ведь перед ними был тот самый связник, для встречи с которым они были заброшены в СССР: «Скажи, с какого момента ты работал под контролем Ка-Гэ-Бэ? Тот, усатый мужик с фотоаппаратом, он — тоже из Комитета? Слезай, не бойся, мы тебя мучить не станем, тебя свои же гэбисты замочат, а мы можем дать яд, если пожелаешь…»

Разумеется, подобные разговоры — это всего лишь литературный вымысел, но то, что какие-то разговоры между супостатом и Георгием Кривонищенко велись, сомнений почти не вызывает. Георгий умирал долго — минут 20 или 30 — и поначалу ещё мог отвечать на обращённые к нему реплики. Затем умолк, полностью сосредоточив таявшие силы и гаснувшее сознание на том, чтобы удержаться на дереве. Тогда-то он и стал стискивать зубами край правой ладони и пальцы, рассчитывая удержать тело от падения.

Но в конце-концов, руки его разжались и Георгий повалился вниз. От падения, видимо, он даже не пришёл в себя; положение его на тот момент было столь плохим, что находившиеся под кедром агенты иностранной разведки сразу отказались от мысли его допросить. Вполне возможно, что Кривонищенко либо был уже мёртв, либо был близок к этому. И вот тогда разведчики сделали с телом Георгия то, что старательно не замечают и даже не пытаются объяснить сторонники некриминальных версий, поскольку никаких некриминальных объяснений содеянное не имеет.

Они решили удостовериться в его смерти…