Смерть, идущая по следу… (интернет-версия)

Можно предположить, что криминальный. Среди профессиональных преступников были очень популярны такие виды трудовой деятельности, которые сами уголовники называли не иначе, как «работой для придурков». Словосочетание это появилось в силу того, что на подобные рабочие места обычно набирались инвалиды, либо лица, с задержкой умственного развития. Поэтому умный преступник всегда старался обзавестись справкой об инвалидности и найти упомянутую выше «работёнку для придурка». На этом рабочем месте вместо него трудился настоящий инвалид, а преступник имел время и возможность обделывать свои делишки. При этом он считался «ставшим на путь исправления» и официально обращался во всевозможные инстанции с просьбами разрешить ему вернуться в родной город (обычно вышедших на свободу рецидивистов отселяли за 100 километров от крупных городов), улучшить жилищные условия (туберкулёзному инвалиду, например, полагалась отдельная комната) и т. п. Это была целая наука — как по-умному обманывать советское трудовое законодательство. Ведь законы в СССР, как известно, написаны исключительно для честных людей…

Но Золотарёв, всё же, вряд ли был связан с криминалом. Не верится в это никак. И не только потому, что у него не было судимостей. Семён отвоевал всю войну, прошёл крайне непростую школу жизни, не сломался, не запил, в трудные сороковые годы не впал в депрессию, нашёл в себе силы пойти учиться и успешно закончил ВУЗ. Т. е. человек этот сохранил в себе позитивные нравственные качества и не мог превратиться в закоренелого урку. Дело тут, как видится, совсем в другом.

Установив во время Великой Отечественной войны прочные связи с военной контрразведкой, о чём теперь мы можем говорить безо всяких колебаний, Семён Алексеевич эти связи после Победного мая 1945 г. не только не утратил, но напротив, упрочил. И все странности его послевоенной жизни объяснимы тем, что кроилась эта самая жизнь по лекалам советских спецслужб.

Следует отметить, что в те годы работать в структурах МГБ можно было не заканчивая спецшколу этого ведомства. В советскую госбезопасность люди попадали по комсомольскому или партийному направлению (путёвке). Новички обучались оперативным приёмам прямо в процессе работы, для чего в каждом отделе штатным расписанием были предусмотрены должности «стажёров». Для иллюстрации данного тезиса можно привести любопытную цитату из книги Василия Ивановича Бережкова, фронтовика-ветерана, работника МГБ и КГБ с 30-летним стажем, который как раз по такой схеме начинал свою чекистскую карьеру: «(…) оперативный состав пополнялся за счёт приёма на службу новых сотрудников из числа местных кадров. Среди новобранцев было много офицеров-фронтовиков. Тогда я был удивлён однобоким набором кадров, но спустя много лет понял, что это неслучайно: на таких людей можно было положиться. Они многое пережили, их преданность Родине проверялась в боях, они имели и определённый опыт руководства людьми в экстремальных ситуациях.(…) В 1947 г. в ленинградском управлении госбезопасности работало с начальным образованием около трети сотрудников (главным образом обслуживающий персонал), столько же с незаконченным средним, пятая часть — лица, имевшие среднее образование. Лишь 6,5 % имели высшее или незаконченное высшее образование» (Бережков Василий Иванович, «Питерские прокураторы. Руководители ВЧК-МГБ в 1918–1954 гг.», из-во БЛИЦ, Санкт-Петербург, 1998 г., стр. 228–229).

И раз уж мы затронули тему образования сотрудников МГБ той поры, очень к месту будет привести другой отрывок из той же книги Василия Бережкова. Он касается истории оперативника, учившегося в Ленинградском университете, на примере которого автор демонстрирует чёрствость высокого ГБ-шного руководителя: «Известен такой случай: в 1947 г. Родионов [Нач. Ленинградского Управления МГБ — прим. Ракитина] вызвал к себе одного рядового сотрудника и объявил, что тот должен ехать на постоянную работу в другой город.

— Я прошу отменить такое распоряжение, хотя бы на год или полтора, чтобы я смог закончить юридический факультет университета, — попросил обескураженный сотрудник.

— Не могу. Я выполняю указание Москвы, — отрезал начальник.

— Это указание касается персонально меня, студента? — удивлённо спросил сотрудник.

— Да, персонально вас, — не моргнув глазом, соврал Родионов.» (Бережков Василий Иванович, «Питерские прокураторы. Руководители ВЧК-МГБ в 1918–1954 гг.», из-во БЛИЦ, Санкт-Петербург, 1998 г., стр. 232–233). Можно не сомневаться — в своей университетской анкете этот студент ни единым словом не упомянул о службе в рядах МГБ.